Александр Беляев - Погоня за двойником. Хроники затомиса

– Все это, конечно, здорово, – сказал Андрей, достаточно начитавшийся о подобных трюках, – может, если бы я своими глазами видел, я бы тоже в его почитатели подался, только какая людям польза от всего этого?

– Как ты понимаешь, внешние эффекты – не главное, главное, чтобы шаману верили, психологический момент также сбрасывать со счетов нельзя. Ну, а если говорить о конкретной пользе, так он и лечит успешно – и травками и камланием, может и погодой управлять: дождь, там, наслать, или наоборот, тучи разогнать. Потом, Бог знает по каким мирам он во время камлания путешествует….

– А ты с ним путешествовал?

– Пока только в самые ближайшие: он меня там оставлял на некоторое время, а потом обратно забирал.

– Ну, – сказал Андрей с некоторым скепсисом, он не особенно верил в существование какого-нибудь Дон Хуана среди советских шаманов, пусть даже и на далеком Алтае, – во всякие миры мы и с Балашовым летали, а лично я и без него немало попутешествовал. Если хочешь, могу тебе кое-что сегодня рассказать.

– Да я не спорю, – сказал Вадик, – просто Силавун совсем другой, и мистический опыт он другой предлагает. И потом, Балашов был от природы оторван, а тот наоборот – самое, что ни наесть дитя природы, и живет с ней в гармонии, и других в такой же гармонии жить обучает. Ладно, не буду тебя за шаманизм агитировать, но мне этот путь по-настоящему близок. Может поэтому я с детства камнями интересовался и во всякие экспедиции ездил.

– Да я не спорю, – сказал Андрей, – здорово, что ты до сих пор все это не забросил и нашел своего учителя. Ты-то даром время не терял и жил интересной жизнью. А я – как бревно, десять лет.

– Ну, Андрюха, – сказал Крюков, – ты тут, наверное, не прав. Никогда не знаешь, в чем именно нужное тебе духовное испытание заключается. Как бревно – тело твое лежало, а дух не мог как бревно лежать. Если ты даже и не помнишь чего, наверняка, душа твоя с пользой это время провела.

– Да, наверное, так. Просто у меня после летаргии утрата всех ценностей произошла. Какая-то растерянность: не знаю, куда идти, чем заниматься, что впереди светит. Раньше такого никогда не было, хотя в депрессию я нередко впадал – но всегда впереди маячок виднелся. Ладно, расскажу, что со мной случилось после того, как Балашова в дурдом забрали, и мы общаться перестали.

И Андрей поведал Вадику долгую историю, описанную в третьей книге первого романа. Рассказ затянулся, и Крюков, дабы поддержать оживленность беседы, вытащил из бара бутылку «Пшеничной», и Андрей, к своему удивлению не отказался от «продолжения банкета», хоть раньше никогда не пил в таких количествах. Алкоголь и задушевная беседа сняли напряжение с души нашего героя, и жизнь показалась ему вовсе еще не законченной в тридцать лет.

– Вот такая история, – заключил Андрей, чувствуя, что язык совсем заплетается. – Кстати, ты о Лиане ничего не слышал? Я ей звонил – очень уж мне хотелось парадокс выпадения событий разъяснить, но она куда-то съехала. Может какие слухи в наших сенситивных кругах ходили?

– Насколько я знаю, – сказал Вадик, – она куда-то в министерство, в большие начальники подалась, а целительство забросила. Правда, я с ней лично не знаком, это я так, краем уха слышал. Но, может, все и к лучшему, я бы к ней после подобной истории на пушечный выстрел не подошел…, ну, разве чтоб поквитаться….

– Да, Бог с ней, – сказал Андрей, – кого надо, Господь и так накажет. Может, и слава Богу, что не удалось с ней связаться. Не будем больше об этом.

– Да, – сказал Вадик после долгого молчания, – подобных историй от очевидца мне раньше слышать не приходилось. Выходит, из твоего прошлого для внешних наблюдателей выпал приличный кусок времени! Как этот Варфуша сказал? Энергия личного времени была преобразована в энергию, необходимую для возвращения этой девочке ее второй половинки? Ничего не слышал о таком! Кстати, а мы с тобой в этот период, по твоим воспоминаниям, не общались?

– Да, нет, не общались к сожалению. Я в тот период только с Лианой общался – собственно это я и хотел у нее выяснить. Но, как видно, не судьба. Ну как тебе моя история?

– Знаешь, Андрюха, – сказал Крюков заплетающимся голосом, – по пьянке это, наверное, не стоит обсуждать, давай лучше, на трезвую голову. Я, честно говоря, даже не знаю, что сказать, уж больно все фантастично…. Если бы я тебя не знал хорошо, решил, наверное, что твоя история, мягко говоря, придумана…. Кстати, ты чем на ближайшую перспективу заниматься собираешься?

– Понятия не имею, – развел руками Андрей, – я же тебе говорил, полная утрата ориентиров. По крайней мере в институте меня не восстановили, но, может, оно и к лучшему. Единственное, чем бы я с удовольствием занялся – это профессиональной литературной деятельностью. Но все мои вещи непечатные, я же читал тебе кое-что. Хотя… в больнице я познакомился с редактором одним, так он сказал, что многое теперь разрешено, и религиозно-мистические вещи вроде бы нынче печатают, и предлагал мне с моими стихами к нему в редакцию прийти. Но все равно, насколько я знаю, на поэтические гонорары, если ты не маститый и не член совписа, особенно не разгуляешься.

– Это точно, – сказал Крюков. – Слушай, а у меня к тебе предложение. Если ты все равно не знаешь, куда в ближайшее время податься – поехали с нами в экспедицию на Горный Алтай, за камешками. Ты, правда, не геолог, и в камнях не сечешь, поэтому могу тебя только разнорабочим зачислить. И будет тебе, чем заняться, и романтика, и заработаешь немного. Эти экспедиции наша артель каждый год организовывает. А теперь еще и от государства освободились, и заработками сами распоряжаемся. Это называется «кооперативное движение».

– А что, – заинтересовался Андрей, – я бы с удовольствием! Давно мечтал в какую-нибудь экспедицию завербоваться. А когда? На сколько?

– Да, буквально через три дня выезжаем – и до середины октября, когда там холода начинаются. Ты ведь очень удачно позвонил, я всего на неделю в Москву приехал: на Урале был – а сейчас, вот, на Алтай. Правда, команда недавно укомплектована, но с начальством я этот вопрос утрясу. Ну, что, по рукам?

– По рукам! – Сказал Андрей. Он чувствовал, что с плеч упал тяжеленный камень: вот и решена проблема, чем заниматься в ближайшее время, а там – будет день – будет пища.

Разговор продлился далеко за полночь, метро было уже давно закрыто, и Вадик предложил Андрею остаться у него. Это предложение Андрей принял с благодарностью, поскольку разговоры и воспоминания очень утомили его, и он сильно хотел спать – по-видимому, потребность в естественном сне начала восстанавливаться в его молодом, здоровом организме. Крюков постелил Андрею на раскладушке, и тот мгновенно отключился, и проспал до утра, как убитый, без всяких сновидений.