Александр Беляев - Два зеркала. Хроники затомиса

– Я все прекрасно помню, что Василий Сергеевич говорил, – строго отреагировала дама, пряча легкомысленный кроссворд под стопку бланков, – проходите, милая, а вы, Юрий Михайлович можете за дверью подождать. Вы ее сразу на рабочее место поведете?

– Да, нет, сегодня – пусть отдыхает, вы ее все равно завтрашним днем оформляете, так что вы ей на завтра временный пропуск выпишете, пока постоянный изготовят. Ты – обратился он к Ане, – после оформления – домой иди, я сегодня занят по горло, совещание у шефа и все такое… я тебе вечером позвоню.

Произнося эту фразу, Юра жестом фокусника извлек из кармана плитку шоколада и положил на стол начальнице отдела кадров:

– Заранее благодарен, это вам к чаю, – прокомментировал он свой стандартный жест.

– Что вы, не надо, – опустила густо накрашенные ресницы Тамара Владимировна, без промедления пряча шоколадку в стол, – а вы, девушка, – присаживайтесь, заполняйте бланки, пишите заявление, вот ручка, бумага.

Юра исчез за дверью, а Аня на ближайшие сорок минут была занята написанием заявления под диктовку кадровички, заполнением всяких анкет, в том числе и зловещего документа об ответственности за разглашение сведений, которые она может получить в процессе трудовой деятельности и которые могут составлять предмет государственной тайны, о чем она получит соответствующую детальную инструкцию на рабочем месте.

Получив временный пропуск на три дня (срок изготовления постоянного), Аня собралась было уходить, как вдруг кадровичка живым, полным интереса голосом спросила:

– Вы, девушка, на чем специализируетесь? – (до этого нужные стандартные фразы по правильному заполнению анкет, она произносила монотонным бездушным голосом, который, казалось, с одинаковой интонацией огласит и смертный приговор, и присуждение Ленинской премии).

– Как, на чем? – не поняла Аня, – год назад в ректорате секретарем работала, можно сказать, девушкой на побегушках. Так, обычные бумажные дела, я вообще-то всего полтора года после школы, образования еще не получила…

– Да я не о том, – отмахнулась Тамара Владимировна, продолжая с непонятным любопытством рассматривать Аню, – в отдел биолокации обычных людей не берут – ни с образованием, ни без. Шеф намекнул, что вы – индиго, вот я и интересуюсь, вы по какой части паранормал? Думаю, вряд ли рамочница или маятница – по этой части в основном мужчины, а вы, наверное, видящая? Врожденная сенсетива?

– Да я… – растерялась Аня, не ожидавшая такой осведомленности от кондовой администраторши (в те годы подобная осведомленность еще не приняла массовый характер, и уж тем более необычно было слышать подобные вопросы при исполнении служебных обязанностей). К тому же Юра не объяснил ей, насколько Аня может быть откровенной при поступлении на работу, поскольку, как она понимала, начальнице отдела кадров вовсе не обязательно было знать о специфике местного контингента. Юра настолько затюкал ее своими разговорами о всяких секретах, что она теперь боялась сказать лишнего – да и сама подписывала документ о неразглашении. А вдруг это была провокация?

– Даже не знаю, что вам сказать, – наконец вымучила она из себя, – наверное, это – врожденное, хотя тонкие планы я совсем недавно видеть стала.

– Значит, спонтанка, – про себя прокомментировала Тамара Владимировна, – небось клиническую смерть пережили или травму головы?

– Да нет, с чего вы взяли? – смутилась Аня.

– Так спонтанка, обычно, сама по себе не проявляется, – с видом знатока заключила кадровичка, – обычно либо клиническая смерть, либо какое-то другое пограничное состояние. Вангу, вон, смерч затянул, после чего у нее ясновидение пробудилось. Это у взрослых людей ни с того ни с сего не открывается, разве что у йогов, или у каких других, кто медитациями занимается, но это уже не спонтанка, а целенаправленное раскрытие чакр.

– Не знаю, – растерялась Аня, – когда-то в детстве у меня было ясновидение, затем исчезло, затем – совсем недавно – снова появилось. Может, так смерть мамы повлияла…

– Такое тоже возможно, – удовлетворенно заключила кадровичка, – иногда чакры от сильного стресса открываются. А бывает – при передаче по наследству. Может у тебя мама сенсетивой была и тебе этот дар в момент смерти передала?

– Да нет, не была, не передавала.

– Тогда – от стресса, – поставила точку Тамара Владимировна, – очень любила, небось?

– Любила…

– Слушай… Анечка, – заглянула кадровичка в анкету, – а ты не могла бы меня посмотреть?

– Что значит, посмотреть?

– Ну, в плане диагностики… и вообще, по карме. Меня все наши смотрели, но все больше – общие слова, а я бы хотела поконкретней, к тому же мне интересно сопоставить, что другие говорили, и что ты скажешь?

«Начинается, – подумала Аня, – сходу – проверка на вшивость. Что ж, делать нечего, кадры обижать не стоит».

– Вообще-то я давно не диагностировала, – начала Аня, – вы наверное в курсе, что любая сенсетивная специализация постоянной тренировки требует, что бы достоверность была максимальная. А я только в детстве этим занималась, и сейчас даже забыла, как это делается.

– А ты попробуй, – настаивала Тамара Владимировна, – я же тебя не съем, если ошибешься. К тому же все, кто меня смотрел, по многим аспектам расходились, так что я и не жду стопроцентного попадания. Да я и сама точно своего диагноза не знаю.

– Хорошо, попробую, – сказала Аня, – но я не уверена, что у меня получится…

– Да ты не скромничай, – ободрила ее кадровичка, – я понимаю, что демонстрировать ясновидение третьему лицу труднее, чем без свидетелей. Чем больше боишься совершить ошибку, тем большая вероятность ее совершить. Как сидеть? Руки не скрещивать, или тебе все равно? Ты рукой смотришь или на ментале? Может тебе листики с человеческими фигурками нужны? Так у меня есть отксеренные.

– Да не надо ничего, я, честно говоря, и не знаю, как правильно…

Тамара Владимировна приняла расслабленную позу на своем рабочем кресле, свесив руки вдоль тела (очевидно все предыдущие диагносты требовали, чтобы она не скрещивала руки и ноги, чтобы не искажать ход энергии цы). Аня закрыла глаза и сдвинула точку сборки на восприятие патологических изменений в организме женщины. Тут же на ее внутреннем экране возник дымный фантом, на котором появилось несколько темных пятен разных размеров и интенсивности: в области сердца, печени, грудного отдела позвоночника, левой почки. Так же оказалось диффузное затемнение в левой височной области и область щитовидной железы. Затем стала приходить абстрактная информация, что легкий жировой гепатоз печени связан с негативными эмоциями по поводу своего прошлого, что в желчном пузыре сидят четыре камня размером с косточки вишен, и к этому привела привычка злословить о людях, легкая ишемия сердца, проявляющаяся пока в виде быстро проходящих болей за грудиной с иррадиацией в левую руку – результат неуверенности и страха перед будущим, а камни в левой почке – следствие нескольких абортов. Каких-то смертельных недугов или риска ракового заболевания на ней пока не висели, наибольшую опасность в настоящее время представлял желчный пузырь, и Аня почувствовала, что через полгода у Тамары Владимировны начнутся колики, что приведет к последующему удалению желчного пузыря, а вот левая почка – напротив – опасности пока не представляла, и в ближайшее время камни выходить не собирались. Попутно Аня узнала, что Тамара Владимировна во втором браке, что от первого брака у нее взрослая дочь, а от второго – мальчишка-школьник, что работа в качестве начальника отдела кадров ей не особенно нравится, и что она, как ей кажется, заслуживает лучшей доли, но какой именно, было не ясно. Здесь же она просиживает юбку только из-за своего живого интереса к вопросам паранормального, поскольку ее окружают люди, этими вопросами вплотную занимающиеся. Правда она была уверена, что настоящих, потомственных экстрасенсов на этой фирме нет – никто правильно не смог назвать ее болезни… и эта пигалица, небось, толком ничего не умеет, братец ее пристраивает!