Татьяна Славина - Черный дар. Плененная тьмой

– Это еще кто такой? – неодобрительно уставился на конвоиров мужчина.

– Вот, в лесу изловили. Чужая кровь. Молодая. Сильная. Для батюшки-ведуна.

– Зачем ему этот недоносок? К обряду уже другой приготовлен – Орикс.

– Так ведь этот же – лучше! Чужая кровь, не наша.

– Пошли прочь, олухи!

– Кого это ты гонишь, Кромень? – из-за медвежьей шкуры показалась седая голова старца.

Конвоиры Атея бухнулись на колени, лепеча:

– Прими пленника, батюшка! Чужой он, не нашего племени. Молодой, Сильный.

– Хм, а и впрямь хорош, – старец окинул взглядом связанного юношу. – Пускай до завтра посидит в темной.

Седая голова скрылась за шкурой. Стражники поднялись с колен.

– А что же с Ориксом делать? – повернулись они к Кроменю. – Отпустить?

– Я вам отпущу, олухи! Пускай до завтрашнего утра вместе сидят, а там – видно будет.

На этот раз Атей оказался в другой землянке: побольше и поглубже прежней, но зато совершенно темной, без отверстия в крыше. Вход закрывала не медвежья шкура, а выдолбленная из цельного куска дерева дверь, припертая снаружи внушительного размера бревном. Когда глаза привыкли к темноте, Атей разглядел силуэт сидящего на полу человека. Должно быть, это и есть Орикс, – догадался юноша.

– Ты кто такой? – голос Орикса выдавал в нем совсем еще желторотого юнца.

– Такой же пленник, как и ты, – горько усмехнулся Атей.

– Я тебя не знаю. Откуда ты взялся?

– Да вот, шел своей дорогой, никого не трогал. Изловили меня в лесу, связали, сюда принесли. Говорят, для какого-то ведуна.

– А-а, и тебя тоже.

– Выходит, и ты – нездешний?

– Мы тут все нездешние. Нет у нашего народа своего места на земле. Бредем, бредем по белу свету, куда ведун укажет. Как зима подходит – землянки роем, а потом – в шалашах живем. Рухлядь с собой не таскаем: тяжело. Живем охотой и тем, что женщины в лесу насобирают.

– Неужто потомки скитов? – у Атея захватило дух.

– Это еще кто такие? – не понял Орикс.

– Народ такой в давние времена жил. Тоже с места на место кочевал, рухлядью себя не обременял. Вот только передвигались они на конях.

– Нет, коней у нас никогда не водилось. Зачем они нам? Чем их зимой кормить? Тут хоть бы самим как-то уцелеть, с голоду не подохнуть.

– А на одном месте жить никогда не пробовали? Избы построить, поле вспахать, житом засеять?

– Нет, мы – свободное племя! – гордо выпрямился Орикс, насколько позволяли ему связанные руки и ноги.

– Да, только вот ты что-то не очень свободен.

– Это верно, – пленник вздохнул. – Не повезло мне. Ведун меня выбрал для обряда.

– Для какого такого обряда? – Атей понял, что сейчас узнает, что и его ждет завтра.

– Обряд этот проводится в племени не каждой весной. Батюшка-ведун старый совсем стал, глаза плохо в грядущее смотрят, трудно ему такой путь для племени выбрать, чтоб и охота удачной была, и грибов—ягод в лесу хватало. Чтобы глаза зорче стали, промывает он их росой с первого зеленого листа пополам с кровью человеческой.

– Это что же, у тебя кровь брать собирались? Сколько же капель им нужно, чтобы с росинкой смешать?

– Капель! – Орикс горько усмехнулся. – Для обряда вся кровь нужна, которая в человеке имеется. И не откуда-нибудь, а из самого сердца.

У Атея побежал мороз по спине.

– И ты так спокойно говоришь об этом? Это же – смерть.

– Смерть, – согласился Орикс. – Человека вешают вниз головой, пронзают ему сердце и ждут, когда из вспоенной теплой кровью земли покажется зеленый росток.

– А если ничего не вырастет?

– Вырастет. Ведун знает, куда человека подвешивать. Он заранее выбирает место, где вот-вот трава пробьется.

– Почему же именно тебя выбрали? – не унимался Атей.

– Я думаю, из-за Ирисы. Это внучка батюшки-ведуна. Единственная. Дети-то его давно померли, животом они маялись. Тот, кто на Ирисе женится, вождем станет, а позже – ведуна сменит. Ириса любит меня, я – ее. А Кромень хочет стать вождем. Вот и посоветовал ведуну меня для обряда выбрать, чтобы самому на Ирисе жениться.

– А убежать никак нельзя? – с надеждой прошептал Атей.

– Убежишь тут, когда руки-ноги связаны!

– Давай поможем друг другу. Зубы у тебя крепкие, ремень перегрызть сможешь?

– А ты – мой перегрызешь? – догадался Орикс. – Ну-ка, подсаживайся поближе.

Снаружи прошелестели легкие шаги. Кто-то чуть слышно поскребся в дверь.

– Орикс, Орикс, отзовись! – девичий голос замирал от страха.

– Ириса! – встрепенулся пленник.

– Орикс, я принесла нож, чтобы ты разрезал путы. Вот только как его тебе передать – не знаю.

– Попробуй подкопать землю под дверью, – подсказал Атей.

– Ой, кто это? – испугалась Ириса.

– Не бойся, любимая, это тоже пленник для обряда.

– Атей мое имя, – почему-то решил назваться юноша.

– Но ведь для обряда нужен только один. Пойду, упрошу дедушку отпустить тебя, Орикс.

– Нет-нет, не уходи! Все равно Кромень найдет способ убить меня. Не завтра – так позже. Он не даст нам быть вместе. Нужно бежать.

– А я? – голос девушки зазвенел обидой.

– И ты – со мной. Это – единственная для нас возможность быть вместе.

– Я согласна.

Ириса принялась копать ножом землю. И тут пленники услышали еще шаги – уверенные, мужские.

– Что это ты тут делаешь, любовь моя? – Кромень сделал вид, будто не понимает ничего.

– Тебя дедушка кличет. Негоже заставлять его ждать. Ну, иди, иди отсюда. А игрушку свою мне отдай, – и он легко завладел ножом.

– Отведите Ирису к батюшке-ведуну! – приказал Кромень подошедшим стражникам.

Спустя мгновение дверь отодвинулась. Кромень сощурился, пронзая взглядом темноту дальнего угла.

– А ну-ка, чужак, выходи!

Атей поднялся с пола, успев шепнуть Ориксу:

– Мужайся, парень!

Кромень водворил дверь на место, подпер ее бревном, поддел ножом ремень, стягивающий руки Атея.

– А теперь – беги, что есть мочи. Да не попадайся больше на глаза нашим охотникам.

Атей ничего не понял, но упрашивать себя не заставил. В два прыжка он оказался за ближайшими деревьями и помчался дальше, в лес, не разбирая дороги. Только уткнувшись в непролазный валежник, юноша остановился. Он упал на землю, прижался щекой к умопомрачительно ароматной прелой листве. Сердце готово было вырваться из груди.

Любопытная синица стрельнула на него черным глазом с соседнего куста – ци-ви! Атей готов был расцеловать пичугу в желтые перышки.

– Спасся, спасся, живой, живой! – стучало в голове.

Постепенно, кроме этого ликующего стука, стали появляться иные мысли: почему? Почему так случилось, что его, чужого в племени, отпустили, а соплеменника Орикса обрекли на мученическую смерть? Ответ не нужно было искать долго. Кромень, конечно, не хотел упускать возможность уничтожить соперника. Вот и решил отпустить второго пленника, чтоб не оставить ведуну выбора. Естественно, он скажет старику, что Атей сбежал сам.