Снорри Сторсон - Золото лепреконов

Вицли окончательно убедился в своей правоте и решительно дернул дверь на себя. Дверь не поддалась. Тогда он толкнул ее от себя. Дверь никак не хотела открываться. Вицли надавил посильнее и, сквозь открывшуюся щелку, уловил тончайший аромат необычных вин. В тот же момент, любые сомнения, опасения и осторожность были отброшены напрочь и Вицли Шмель, сотворив заклинание отпирания, вломился в погреб. А через седмицу, разъяренный Председатель обнаружил пьяного Вицли Шмеля в своих погребах, валяющегося в куче испорченных родовых книг, залитых лучшим председательским вином. К тому моменту он успел изрядно выпотрошить запасы, вылакав столько, что Его Великолепность даже не мог понять – то ли ему сердиться, то ли восхищаться. Он предпочел рассердиться, и Вицли Шмель был отдан Палачу для глумления и пыток. Повезло, что Палач приболел, и за Вицли Шмеля взялась Бабуля. Она его не пытала, не била, но наложила заклятие и навсегда выгнала на поверхность. Вицли Шмель умудрился не только выпить море вина, но он еще и испортил несколько родовых книг, а это уже серьезное преступление. С тех пор, Вицли Шмель из рода Аден-Туанов намертво был закреплен за самым пропойным пьяницей королевства Михаэлем Завой. И теперь, если умрет Зава – умрет и Вицли Шмель.

– Назад хода мне нет! – бодро заявил Вицли. – Или мы с тобой помрем или…

– Или, что?

– Или сдохнем, – грустно хихикнул лепрекон.

– Но вместе, – согласился башмачник.

Наступила неловкая тишина. Михаэль Зава чувствовал себя виновным за то, что выпытал из лепрекона его постыдный секрет, а Вицли Шмель думал о загубленной карьере и пирогах с черникой.

– Выпить даже не хочется, – не выдержал Зава.

– А мне хочется, – не согласился Вицли Шмель.

– Вот бы нам сейчас в погреб твоего Председателя! Хоть помрем нетрезвыми!

– Помрем трезвыми… и под пытками. Палач-то уже давно выздоровел. Не… я туда не хочу, ты не знаешь, как лепреконы пытают, это тебе не люди.

Вицли Шмель повел плечами с таким откровенным ужасом, что Заве очень захотелось оказаться на поверхности, причем, как можно дальше от Граданадара. Видимо, лепрекон заметил это и принялся его успокаивать:

– Ты не боись, тебе бояться смысла нету, если здесь не убьют, то наверху уделают. Так и так помирать придется. А, раз выхода нет, то и бояться нечего. В общем, я предлагаю вот как сделать: надо нам ко мне в нору смотаться. Там у меня золото припрятано. Только один я туда не сунусь – без тебя меня магия не пропустит. Да и за первым же поворотом стража захоботит… а с тобой мы, возможно, что и прорвемся.

– Я драться не умею.

– Зачем драться? Ногами дави.

– Эээ… и это ты так о своих товарищах?

– Мне они не братья! Ненавижу их всех! Эти твари хуже людей, а хуже людей в этом мире могут быть только лепреконы!

Вицли разъярился не на шутку. Он схватил какую-то ветку и размахивал ей, как мечом. Было видно, что соплеменники его бесят, и он был бы счастлив, если бы нашлась такая болезнь, которая истребила бы весь лепреконский род, включая всех его родственничков.

– Хорошо, – просто сказал Михаэль Зава.

– Что хорошо?

– Мы пойдем и раздобудем твое золото.

Спускались долго, все ниже и ниже, уровень за уровнем. В какой-то момент стало почти невозможно дышать, воздух кончился, а зловоние осталось.

– Это коридоры Гиры-Мульхиры, – пояснил лепрекон, – В этих местах кроме него никто не живет… и даже не ходит. Сейчас опустимся ниже и задышится легче.

И действительно, спустившись еще на один уровень, друзья почувствовали приток свежего воздуха. «Это как-то неправильно, ведь мы уже глубоко под землей. Откуда здесь воздух?», – подумал Зава. Он сделал несколько глубоких вздохов и в голове прояснилось.

– Тише, не греми так, – зашипел лепрекон.

– Я не могу – я ничего не слышу, и голова болит.

– Постарайся.

Из-за поворота показался лепрекон. Он был одет во что-то похожее на рыцарские латы. В руке держал копье. Увидев Заву, лепрекон замер в оцепенении.

– Вонючка! – захохотал Вицли Шмель. – Вонючка, это ж я – Вицли-Шмицли! Здоровчек!

– Тыыы…

Вицли подскочил к оторопевшему лепрекону и крепко обнял его. Лепрекон никак не мог прийти в себя. Он хлопал глазами и мычал что-то нечленораздельное. Миха устало опустился на землю, закрыв глаза и зажав голову руками. В голове стучали молотки гномов. Кровь пульсировала в отрезанных ушах. Усталость и нервное напряжение накатили так, что Зава вдруг понял, что тонет. Он всхлипнул и потерял сознание.

Пробуждение было тягостным и болезненным. На мгновение показалось, что он все еще в Яме – вокруг были необработанные каменные стены, заросшие мхом. Пещера освещалась рассеянным светом светляков, разбросанных по своду группами тут и там. Было красиво. Света хватило, чтобы понять, что они снова в плену. Зава попытался сесть, но руки и ноги оказались закованы в кандалы и он со стоном повалился на пол. Рядом обнаружился стул нормальных человеческих размеров и Заве кое-как удалось на него взгромоздиться. В пещере так же оказался стол, а на столе – кувшин с водой и пару кружек. Зава схватил кувшин и жадно напился. На столе сидел Вицли Шмель.

– Пришел в себя? – поинтересовался лепрекон. – Ну и зря…

– Что… что произошло?

– Вонючка нас заложил. Когда ты так некстати вырубился, он заорал. А на его ор сбежалась стража. Теперь Вонючка герой дня, а мы – в пещере Бабули. И скоро она к нам заглянет. Так что лучше бы ты помер, не приходя в сознание, дорогой мой Зава.

– Зачем… ну зачем мы вообще сюда поперлись, а? Ну повесили бы меня в Яме – уже б отмучился. А может и налили бы стакан – там же последнее желание исполняют. А теперь твоя эта Бабуля нас замучит.

Было видно, что Вицли Шмель не на шутку испугался. Таким испуганным он не был даже в Яме. «Скорее всего, это от того, что опасность сейчас грозит ему напрямую», – подумал Зава. Он хотел сказать что-нибудь ободряющее, но в этот момент лепрекон, то ли от ужаса, то ли от висящей в воздухе пыли, оглушительно чихнул.

– Бабуля уже тут, – сказал Вицли Шмель.

Говорят, что ожидание смерти – страшнее самой смерти. Бабуля была страшнее ожидания смерти. Дверь отворилась, на пороге показалось нечто настолько уродливое, что Михаэль Зава сразу и не понял, как реагировать – трястись от ужаса или дрожать от омерзения. Уродство это было того сорта, когда внешние качества не играют главной роли. Она была намного выше любого лепрекона, прямо таки гигантских размеров – практически одного роста с Михаэлем. И, тем не менее, она была настоящим лепреконом – это было видно по особому строению лица с выступающими скулами и кривому носу. На нее было тяжело смотреть, но намного тяжелее было просто находиться рядом. От Бабули, волнами, исходили ужас и злость. Комок концентрированного Зла ввалился в комнату. Изнутри этого клубка ненависти и злобы раздался мелодичный и довольно таки приятный голосок: