Урал Биккузин - Осень в Козлинорыльске, или Хрустальное небо сентября

– Так я его выгоню, рыжего ентого: от выпитого у Ваньки в голове шумело.

– Ну и дурак: ответил Витька, хату он купил зеленка у него есть, да и башку он тебе сам разобьет, вон какой бугай, но бойся больше кореша его Шурку Козла.

– Это старичок плюгавый?: спросил Ванька.

– С виду он плюгавый, а вся Козловка его боится, и шило в глаз воткнуть может и бритвой полоснуть, и ночью подстережет из ружьишка бахнет. Без тормозов энтот Шурка, одним словом отмороженный, не лезь туда Ванька, погоди лучше Евстегней год уже не трезвеет глядишь и сдохнет с перепоя. Шурку один хрен посадят скоро, баба егошняя Евстигнеева тоже не просыхает уже чуть не окочурилась, короче не спеши освободится твоя хата сама. А я тебя лучше с Валькой познакомлю, девка ладная, с придурью правда. Ну да и ты сам звезд с неба не хватал. У нее свой дом, муж месяц назад повесился. Ильгам, сбегай-ка за Валькой.

– Да как-то неохота так сразу, вяло отнекивался Ванька, дети пойдут кормить их мне самому жрать нечего, опять же у нормальной бабы мужья не вешаются.

Витька как всегда смог убедить.

– А жить где будешь? Детей не будет энто точно она аборт в шестнадцать сделала, а муж сам дурак до белки допился вот и удавился, а работать ко мне в кочегарку пойдешь, с голоду не помрешь. Так в один день решилась Ванькина жизнь: работа, жена и жилье. Сыт одет обут, а чего-то не хватает Валька дура и поговорить не о чем, и взяв бутылку Ванька шел к Витьке.

– А, пришел?: встречал его Витька: наливай, давай! Ты Ванька скучаешь вижу, с Валькой.

– Да дура она, затрахала накопим денег переедем в Рыльск, там все люди интелегенты мужики в пиджаках ходють, а бабы на пианинах играють, купи Вань пианину. Я ей дуре объясняю, что пианина ента больше чем дом еейный стоит, бесполезно.

– Правильно, Вань, бесполезно люди вообще ни хуя не понимают. Я вон в Кемерово сидел, зона правильная, черный ход, мужики, блатные, смотрящий, ну все как положено. Я на промке работал в кабельно-барабанном цехе, короче деревянные катушки для кабелей колотили. Целый день молотком гвозди забиваешь, бах-бах и тут еще сто долбоебов тоже молотками бах-бах, на нервах все. А тут придурок один с бригады длинный такой как мотыль на обед бежит и поет: Эх, хорошо в стране советской жить, заебал, раз предупредили, второй раз пиздюлей дали, один хуй как на обед бежит и поет. Сказали не перестанешь-выебем.

– И что? Спросил Ванька.

– Выебали, один хуй как пел, так и пел, и мужика испортили, и пидар не получился. Я к чему энто Ванька человеку объяснять бесполезно, человек скотинка дурная.

– А насчет пианины Валька не сама додумалась, тут все сложнее, вот где твои татарчата?

– Да хрен их знает – в кочегарке наверно, или на улице шарахаются.

– Да вот хрен ты угадал они у ентой ебнутой Полины пианино слушают.

– Чего? удивленно протянул Витька.

Полина Галактионовна тоже была одной из ярких личностей Козловки. Когда-то жила она в Рыльске преподавала музыку, то-ли в школе, то-ли еще где, но ближе к пенсии что-то не срослось с начальством. Кончилось тем, что добрейшая бабуля кого-то там плеснула кипятком или кислотой. За прошлые заслуги она отделалась довольно легко после психушки переехала в Козловку в барак имея из имущества только пианино и большого рыжего кота по кличке Контрабас которого она ласково называла то Контриком то Басиком то Контрабасиком. Жила она тихо мирно и если закатывала концерты на пианино ближе часам к трем ночи, то соседи относились к этому довольно снисходительно, они еще не такое видали, так что бабулька прижилась и считалась хоть и с легкой припиздинкой в голове, но своей.

– Че их туда-то понесло, подкатить хотят к старухе, девки что ли в Козловке кончились?

Продолжал удивляться Витька.

– Да нет, дядь Вить, тут дело другое, Евстигней с Шуркой Козлом хотели пенсию у старухи отнять. Тут твои и впряглись, вот сейчас старуха их конфетами кормит и концерты утраивает, а им че, слушают да конфеты жрут.

– Да дела, сходи-ка Вань за еще пузырьком деньги дам, душа чего-то требует, да встретишь моих позови, неспокойно мне что-то с Шуркой терки это те не шутки.

Выйдя от Витьки Ванька побежал было к ночнику, но увидел на скамейке Ильгама тот сидел с гармошкой и вытягивал какую-то протяжную татарскую мелодию, Ванька присел рядом и закурил. Музыка была грустной, даже тоскливой, казалось, что она вытягивает душу, но одновременно она завораживала и притягивала, и звала с собой в какие-то загадочные и неизвестные миры. Ильгам с хрипом сдвинул меха гармошки и наступила тишина, Ванька невольно поежился и потряс головой, отгоняя наваждение, навеянное музыкой.

– Пошли, Ильгамка со мной за пузырем, дядя Витя послал, вдвоем веселее, а где Ильяска?

– Спит Ильяска, завтра уголь кидать надо.

Ильгам поставил гармошку на крыльцо запахнул бушлат.

– Пошли дядя Вань прогуляемся.

Парень он был шустрый, сообразительный, единственно с русским языком у него было не очень.

– Вот ты хороший человек дядя Ваня, а то же пузырь, пузырь, а больше ничего не надо.

Ванька удивился:

– А чего еще-то есть у нас?

– Да в том то и дело ничего нет, вот мы с тобой ебашим как ишак, уголь кидаем, а ничего нет. А в Рыльске ездит на иномарка, живет в большой дом и всех говорит быдло, а сам морда как свинья, как так. Фабрика стоит в Рыльск все работать, у никого ничего нет, а один ходит говорить фабрика мой, как так, он как заработал? А всех говорит быдло, а как так? Эх! Ильгам мечтательно поглядел на небо, жизнь не для нас нам быстрее умирать, а там Ильгам показал пальцем на звезды хорошо жрать не нада, деньги не нада, никому не должен и красиво как.

Небо и действительно было красиво на синевато черном фоне ярко горели каким-то таинственным призрачным светом синеватые звезды. Ванька тоже взглянул на звезды и тяжело вздохнул, нечто подобное и ему не раз приходило в голову, но он гнал от себя эти мысли, не желая травить душу. Да и он отлично видел, что твориться на свете. И его тошнило от того, что любое быдло правдами или неправдами дорвавшись до денег всеми силами пыталось самоутвердится, выделиться, втоптать простого человека в грязь, тошнило от передач, которые показывали по телевизору, где свиноподобные личности мешали с дерьмом Советский Союз и восхваляли самих себя.

– Дурак ты Ильгамка, помолчи лучше целее будешь.

– Это ты дурак, пил, пил свой пузырь, ничего не делал, а тебя оп и тюрьма на два года.

– Так я же в армии был.

– А какой разница, в тюрьма никуда нельзя, в армии тоже, я вот лучше сразу тюрьма пойду, хоть за что-то, зато потом армия не пойду, ни за что сидеть два год не буду. Домой хочу в деревня и не хочу.

– Ты уж определись хочешь или не хочешь.

– Хочу только нет никто в деревня, все умер, а Ильяска не хочет, один тоже не хочу. А в Рыльске пацаны стадион футбол играют-ни с того не с сего вспомнил Ильгам.