Игорь Уваров - Древняя книга. Преображение уже началось

Потом вызвали какого-то знахаря, и вскоре Бажида пошёл на поправку. Но отношения Гердаша с матерью не изменились. Ревера долго извинялась перед сыном, но он не был способен на прощение. Через две недели его мать погибла, и лишь тогда он понял, что лишился единственного человека на земле, который его любил.

Он уже не лепил из песка. Он рос, как отшельник. Эти вспышки ярости у него изредка случались, поэтому братья не часто касались его. Парнем он не пользовался спросом у девушек, так как его рыжие глаза отпугивали их. Он был очень своенравен и эгоистичен, а его ни во что не ставили. Как же он возненавидел этих букашек-людей, которые окружали его. Хотя этот рыжеглазый мальчонка также ни во что не ставил людей, которые не были интересны ему, выходит, он и сам не лучше своего окружения. Однажды Гердаш украл деньги у отца и купил себе дорогие одежды, ходил в них, показывая тем самым потрёпанным братьям-работягам, что он выше их. А те только посмеивались. Помните о старике в лесу, с которым тёмной ночью беседовал Дувмат; помните о той Пелене Суле, которой одноимённый старик одарил Думата и которая разлетелась по всему миру, вселяясь малюсенькой частицей в человека и пробуждая в нём гордыню? Словно семя в плодородной почве эта частица могла прорасти, а в каменистой иссохнуть. Сын своего отца, Гердаш позволил семени гордыни прорасти.

Возможно, вы уже заметили, что слова Гердаша оказывались пророческими, но никакого отношения это к Дувержалу не имело. Хотя рыжеглазому сыграет на руку то, что его дед в своей бытности видел вещие сны. Он стал выдавать себя за ясновидца. Не подумайте, что с легкомысленно брошенного им слова погибла его мать и родственники в горах. Это не слово. Мучительная работа мысли. После того случая в песочнице, когда Ревера растоптала песочные городушки сына, как же мучился Гердаш. Эти проплаканные ночи. Он думал и негодовал. «Она предала меня, мне эта жалость не нужна, пусть себя пожалеет», – чёрные мысли затуманили его глаза. Он строил образы, в голове проигрывал варианты смерти своей матери. Он бился в подушку и кричал, что ненавидит её; опомнившись утром, он ненавидел себя за эти ночные мысли; но всё же он жаждал мести.

Также он не любил дядю Дувина, так как, когда он заходил к ним в дом, то трепал его по голове, подмигивал, чего-то спрашивал. Этого не понимал и не любил Гердаш. Он думал: «Я что щенок? Он меня по голове трепет, нашёлся тут дядька». С дядей у него ассоциировалась и вся семья дяди. Поэтому, когда он узнал о походе в горы с дядей Дувином, тётей Лепакой и их двенадцатилетними сыновьями-близнецами, то автоматически в его гнусные размышления по ночам добавились и эти родственники. Гердаш представлял, как огромной льдиной, несущейся впереди снежной волны, сбивает их всех, а потом навечно накрывает этой снежной крышкой. Но откуда появилась эта сила мысли, способная создавать образы, мозаикой складывающие будущее. Бог наделил его. Тогда не рождалось злых детей. Только внешние факторы могли повлиять на характер Гердаша. Он был не готов и не способен нести бремя дара, он не любил свои глаза, пугающие окружающих и его самого. Он должен был творить Добро. Но сотворил зло, и это не был конец.

За несколько минут до катастрофы Гердаш проснулся в пещерке. У костра сидели Дувин с женой, Ревера и Дувмат. Дувин говорил:

– Да, братик, хороший у тебя сын должен вырасти, он своевольный, не даёт себя в обиду. Макечи – это для него, только я не пойму, почему он всегда такой настороженный и никогда не поддерживает разговор.

Продолжила Ревера:

– А я что учудила – разрушила его трогательный домик, ну, он меня тогда разозлил. Я не выдержала, что ж я так разошлась? Он теперь и разговаривать со мной не хочет.

Это всё слушал Гердаш и плакал. Потом все выходили, Дувмат задержался (он гасил костёр), а Гердаш, осознав всё, кинулся за остальными с криками: «Постойте!» Было поздно. Бесшумный убийца уже ушёл. Маленькой ледышкой зацепило Гердаша, и он упал в сторону и неудачно приземлился на руку. Сошедшая лавина была беззвучна, поэтому Дувмат ничего не слышал. Об остальном повторяться нет смысла.

Прошли годы. Гердаш красуется в цветных одеждах, купленных на украденные у отца деньги. Его братья и сёстры работают в поле: кто пасёт овец, кто полет грядки, Стенат плёл корзину.

– Я здесь, – начал Гердаш, никто не оглянулся.

Только Стенат его слушал, но на него не смотрел. Гердаш продолжил:

– Ладно. Я бы не стал врать. Это невероятным покажется, но мне приснился необычный сон, – слова звучали заученными фразами, но кроме Стената его всё ещё никто не слушал, а Гердаш не смолкал, – Вы все, вся моя родня и отец в моём сне вы целовали мои ноги, – уже внимательно слушали его братья и сёстры, – а Лат натирал мне спину маслом, Бахия махал опахалом, а храбрый Стенат стоял на страже, он смотрел, чтобы никто не подошёл и не обидел меня.

– Ты чего там мелешь? – пренебрежительно произнёс Бахия.

– Повтори ещё раз, что ты сказал, – гневаясь, подошёл Лат, – и я тебе шкуру спущу.

– Эй, Лат, успокойся, – заступился Стенат, – он же шутит, а-то вы привыкли, что он молчит, пускай говорит.

– Говорит, а не заговаривается, – возразили в один голос Сипелькаа и Мавриника, – ноги какие-то ему целовать, прям-таки.

Самолюбие у большинства детей Дувмата граничило с гордыней.

– Что можно было расценить в моих словах как шутку? – возмущался Гердаш, – вы сами всё увидите, так будет. Это же не сон… – начал вроде бы он, но опомнился и замолчал. Об этом ему говорить не стоило.

Лат взбесился:

– Я убью эту козявку.

– Я не желаю вам плохого, но также не хочу для вас ничего хорошего. И мало чего хорошего будет у вас, – вновь говорил Гердаш.

– Так, кто его заткнёт? – отозвался с поля Бахия, – я сам это сделаю.

Стенат недоумённо произнёс:

– Гердаш, ты уже обратил на себя внимание, это всё заходит слишком далеко.

– Ха, я не придумываю, – злорадно смеясь в лицо Стенату, голосил возбуждённый Гердаш, – ты охранять меня будешь ото всех, как и сейчас. Посмотри, они готовы растерзать меня, не могут представить себя униженными предо мной. Но ты не такой, ты милосердный.

Обстановку разрядила, пришедшая на поле Суписта, которая принесла обед.

– Я доделал корзину и ухожу, так что поостерегись, братец, – собираясь уходить, заключил Стенат, обращаясь к Гердашу.

Гердаш остался без защиты посреди поля, начинённого негодующими по отношению к нему людьми, его родными людьми. Даже пятнадцатилетний Горел смотрел с ненавистью на брата, заявляющего о своём превосходстве. Гердашу показалось, что Лат бросился к нему, он развернулся и со страху помчался в сторону полесья. Лат же на самом деле даже не шелохнулся, он только крикнул, увидев убегающего Гердаша: