Сергей Танцура - Чаша Одина

– Так-так, кто у нас тут? – почти нежно проворковала великанша, наклоняясь, чтобы лучше видеть. Но внезапно отпрянула, будто обжегшись, и с удивлением, почти испуганно, воскликнула:

– Ты… живой?!

Не зная, что ответить на это, Гейр лишь развёл руками.

– Действительно, живой, – недоверчиво качая головой, повторила йотунша, словно пробуя это непривычное для нее слово на вкус. – Давненько к нам в Гнипахеллир не залетала такая птица…

И вдруг она всплеснула руками, с негодованием воскликнув:

– Нет, Гарм, это Сурт знает что такое! Воистину, близятся последние времена, если по Нифльхейму, словно у себя дома, начинают бродить живые!

– Еда, – неожиданно распахнув свою невероятную пасть, вполне отчетливо заявил пес. И сделал шаг вперёд, недвусмысленно облизываясь.

– Умерь свой пыл, Гарм, – остановила его великанша. – Я думаю, у него есть веская причина заявиться сюда, и было бы невежливым хотя бы не выслушать его.

И она испытующе посмотрела на Ингарда, ожидая ответа.

– Спасибо, Модгуд, – нисколько не кривя душой, совершенно искренне произнёс тот, склонив перед великаншей голову.

– Ты знаешь моё имя? – немного опешив, спросила она, и даже Гарм впервые посмотрел на викинга не только с гастрономическим интересом.

– Мне сказал его Форсети, – честно признался Гейр, не видя смысла лукавить.

– Так это он прислал тебя сюда? – неопределённо хмыкнула Модгуд и переглянулась с собакой. – И что же потребовалось этому старому мошеннику?

– Чаша Одрёрира.

– Тебе… нужен… Одрёрир? – севшим вдруг голосом уточнила великанша, глядя на викинга округлившимися от неподдельного ужаса глазами.

– Да.

– Ну, что ж… – хмуро произнесла Модгуд, вновь бросив на Гарма короткий взгляд. И Гейр готов был поклясться, что пёс кивнул в ответ, настолько осознанным выглядело движение его головы. Йотунша же, получив этот знак одобрения, лишь тяжело вздохнула и медленно, через силу, сказала:

– Иди. Чашу хранит моя госпожа, она и решит, отдавать её тебе или нет.

Модгуд посторонилась, освобождая дорогу, и Гарм последовал за нею, глядя на норвежца с необъяснимой жалостью.

– Никуда не сворачивай, если не хочешь остаться здесь навсегда, – уже в спину напутствовал Ингарда пёс, чей силуэт едва угадывался на пепельном фоне входа. – В Гнипахеллире живём не только мы с Модгуд, и с прочими её обитателями тебе, пожалуй, лучше не встречаться.

– Спасибо, – обернувшись, крикнул Ингард, но разговаривал он уже с пустотой: Гарм и его хозяйка канули в непроглядном мраке без следа, словно их никогда здесь и не было.

…Пещера Гнипахеллир была огромна, её свод терялся в тени где-то высоко над головой. Из этой мглы выступали лишь остроносые сталактиты, порой бывшие столь огромными, что достигали пола, являя собой колоссальные известняковые колонны, похожие на оплывшие свечи. Ингард медленно брёл от одного нагромождения свалившихся с потолка камней к другому, замирая при каждом шорохе. А шорохов здесь было более чем достаточно, и неслись они едва ли не из каждой трещины в стенах, достаточно большой, чтобы скрывать в своих недрах целую армию неведомых чудовищ. «И это называют Страной Мёртвых», – сокрушённо подумал Гейр, пережидая очередной треск и скрежет, словно гигантская многоножка проскребла панцирем по камням. Судя по продолжительности скрежета, в этой многоножке было не менее двадцати метров. На счастье норвежца, она осталась в облюбованном ею проходе, и Гейр в который уже раз мысленно поблагодарил Гарма за совет никуда не сходить с тропы.

Внезапно глаза норвежца, привыкшие к непроглядной тьме, различили впереди слабый, еле теплящийся свет, казавшийся разлитой в воздухе прозрачной дымкой. Однако с каждым шагом этот свет ширился и набирал силу, и Ингард понял, что видит выход, до которого уже не чаял добраться. И он бегом устремился к нему, расшибая ноги в кровь об острые обломки камней и даже не замечая этого, настолько велика была радость, охватившая его.

Ингард увидел Эльвиднир…

А потом Ингард увидел Эльвиднир, и радость угасла, как задутая ветром свеча.

Вблизи дворец Хель производил гораздо более внушительное впечатление, чем издали. Чтобы увидеть верхушку окружавшей его Фалланды Форад, Гейру приходилось до предела запрокидывать голову, но сам Эльвиднир возносился ещё выше, подпирая собой небеса. И терялся в них, растворяясь в беззвездной тьме.

Потирая затёкшую шею, Ингард опустил глаза и посмотрел на лежавший перед ним мост Гьялларбру, под которым бешено неслась река Гйолль. И хотя сумрак вокруг не стал реже, в мягком, почти тёплом сиянии, изливаемом выкованным из чистейшего золота мостом, Гейр различил в кровавых водах Гйолль мертвенно бледные тела вайтов – умертвий, не заслуживших ни забвения, ни кары и обречённых вечно плыть к берегу без малейшей надежды когда-нибудь достичь его.

Гьялларбру был не более тридцати шагов длиной, но этот путь показался Ингарду поистине бесконечным. Стоны и жалобы вайтов были отчётливо слышны даже сквозь глухой рокот, с которым Гйолль разбивалась об опоры золотого моста. Они многоголосым хором взывали о пощаде, давя физически ощутимым грузом, и викинг чувствовал себя натянутой струной, готовой вот-вот лопнуть. Он уже не знал, чего ему хочется сейчас больше всего – то ли убежать без оглядки, то ли рвануться вперёд, навстречу своей судьбе. Но что-то – быть может, остатки самоуважения – удержало его от этого выбора, и Гейр просто шёл вперёд, стискивая зубы и стараясь ни на что не обращать внимания. И когда он узрел впереди врата Нагринд, Ингард скользнул в их распахнутые настежь створки с чувством непритворного облегчения – и счастья, что этот путь неизбывной скорби, наконец, закончился.

Свет, и без того являвшийся лишь призраком самого себя, угас окончательно, и даже тьма Гнипахеллира по сравнению с этим вселенским мраком показалась норвежцу ярким солнечным днем. Он остановился, ничего не видя вокруг и даже не представляя, что перед ним находится – просторный зал или бездонная пропасть. «Об этом Форсети меня не предупреждал», – подумал Ингард, беспомощно озираясь по сторонам, хотя с таким же успехом он мог бы и просто закрыть глаза, и даже выколоть их себе вовсе.

– Пришёл… – тихо, как ветер, прошелестел вдруг бестелесный голос, и мрак исчез, растворившись, словно туман. И Гейр ощутил внезапный озноб, узнав этот голос, хотя никогда в жизни и не слышал его. Голос, принадлежащий повелительнице Нифльхейма, старшей дочери злокозненного Локи и великанши Ангрбоды. И хотя он считал себя готовым к личной встрече с нею, Ингард побледнел, увидев её воочию.