Эльвира Суздальцева - Герой должен умереть

Я устала, запыхалась, выбралась из круга пляшущих. Солнце взошло, но нас окружали сумерки, серые и прохладные, и весь день обещал быть таким. А потом, если будут благосклонны духи, и еще один. С наслаждением шлепая по грязи, я гуляла вдоль холмов и прикидывала – если дожди затянутся, то, возможно, смогу осилить переход по пустыне в одиночестве. Размышляя так, я вошла в сень рощи. Здесь ливень превратился в морось – мощные кроны, сражавшиеся с солнцем, лишь нехотя делали одолжение для дождя. И вдруг, вглядевшись в полумрак, я смутно различила знакомый силуэт.

Мародер сидел на земле, привалившись спиной к кожистому стволу. Рядом лежала его кожаная фляга.

– Бьерг! – окликнула я, подбежала ближе. Мне было так хорошо, что я и представить не могла, будто кто-то может не радоваться этой ночи.

Он чуть повернул голову в мою сторону. Я проскользила пару шагов по мокрой земле, грохнулась на колени, потормошила его за плечо.

– Что ты сидишь? Идем со мной, пойдем под дождь!

Мародер покачал головой, и я вдруг заметила даже в тенистых сумерках подтеки крови на его губах и подбородке. Он проследил за моим взглядом и промокнул губы платком, зажатым в ладони. Я увидела, что серая ткань вся покрыта свежими темными пятнами.

Сердце зашлось от испуга, я бессознательно ухватила мародера за запястье, но он мягко высвободил руку и убрал платок за пазуху.

– Что с тобой?

Кровь размытыми каплями оставалась в углах губ.

– Все в порядке, Тэри. Радость дождю. Иди. Я хочу отдохнуть в одиночестве.

Я видела – совсем не все в порядке. Хотела заговорить снова, но Бьерг неожиданно раскашлялся, надсадно, хрипло, задыхаясь, будто легкие жгло изнутри. Я сама почувствовала, как сжимается горло. Мародер чуть отклонился, прижался лбом к стволу и сплюнул наземь тягучий сгусток крови. Достал платок и вытер губы, стараясь отдышаться.

Я заметила, что по бахромчатому краю ткани идет вышивка, вылинявшая и грязная. Но некогда красивая – переходят друг в друга разноцветные спирали и змеи, вышитые тонкой гладью, блестит золотая нить.

– Выпей, – я тронула его за плечо и подала флягу с водой.

Он чуть кивнул, сделал несколько глотков, прикрыл глаза.

– У тебя дрожат руки, Тэри. Не бойся так.

– Бьерг, ты же болен… – тихо сказала я.

– Это давно не новая весть.

– И ты ведешь такую жизнь? Тебе же нужно…

И замолчала, встретив его усмехающийся взгляд. В самом деле, что – «нужно»? Отсиживаться в сырых подземельях и покорно ждать встречи с судьбой? Довериться травникам, которым больше негде доставать травы?

Бьерг снова закашлялся, склонившись к земле. Я подхватила его, дала опереться на свое плечо. Я понимала, почему он предпочитает одиночество. Разве возможно довериться людям, для которых мародеры – безумные странники, падальщики, что отважились разведывать пути, страшившие остальных. Отвращение пополам с любопытством, благодарность, размешанная со страхом – не самые надежные чувства. Не придет умирающий стервятник искать помощи у живых зверей, которые не сегодня-завтра могут стать его же пищей. Не станут песчаные мародеры искать утешения у людей, с чьих погибших друзей еще вчера срезали поясные кошельки.

Да и чисто по-женски я с досадой понимала, что Бьергу не по гордости просить помощи у старейшин и воинов, охраняющих пещеры – помогите, мол, добродился по пескам. И чем тут поможешь – разве только словом. Я, женщина – другое дело… Незнакомка, с которой дороги вот-вот разойдутся, и не вспомнит на другой день о случайном попутчике, а все на душе легче. Такой можно довериться, как сестре, как давней подруге, или…

В приступе слабости мародер выронил платок. Я бережно подняла его, некогда мягкий, теперь огрубевший от крови и песка лен скользнул по пальцам. Вышивка и впрямь была красивая, но очень уж изношенная. Не только кровью была запятнана она, но и застарелая скорбь невидимым налетом скрывала потускневшие нити от лишних глаз.

Сколько же всего было сокрыто от меня, одержимой великой идеей уничтожения Солнца! Скольких людей я не заметила, сколько мелочей упустила! Может, это и к лучшему – и так душу дерешь, а если пропускать через себя каждую судьбу, недолго и с ума сойти…

Бьерг не торопился забирать у меня платок.

– Нравится? – спросил он.

– Очень, – искренне прошептала я, проводя пальцем по вязи разноцветных спиралей.

Через вечное переплетение линий и судеб несется, бурлит быстрая стремнина, распускаются по берегам цветы невиданной красоты, выстреливают к небу тонкими тычинками, рождается новая жизнь…

– Я жил тогда далеко на западе, – Бьерг подставил лицо каплям, что падали с деревьев. – Алая Заря восходила там гораздо реже, чем в восточных землях, и мы иногда оставались в наземном селении на долгое время. Только когда жар становился совершенно нестерпимым, укрывались в пещерах у подножия гор, но и тогда он не был смертелен. Но однажды восход застал нас врасплох – гибельным жаром овеяло долину, и мы поняли, что больше нам не жить на земле. Много ночей подряд люди перетаскивали имущество из хижин в пещеры и обустраивали жилье. Мы с отцом и двумя братьями стояли на страже. Нарья, моя невеста, занималась раскладкой еды и других припасов. Однажды ночью она с еще несколькими селянами отправилась в свою хижину перенести остатки запасов. Время шло к рассвету, а их все не было. Я сторожил выход из пещеры и до боли в глазах вглядывался в ночную тьму, которая вот-вот грозилась рассеяться. Нам было запрещено отправляться на поиски пропавших – это только умножило бы потери. Но этого я вынести не мог. Оставив братьев на страже, я бегом бросился к вымершему селению по натоптанной тропе. Когда я добежал, уже почти рассвело и Алое Солнце показалось из-за горизонта. Я метался по селению и выкрикивал имена моей невесты и ее спутников. Ответа не было. Когда я уже почти отчаялся, то вдруг услышал слабый голос Нарьи. Я нашел ее в старом амбаре, испуганную и изможденную. Она не могла идти. Я подхватил ее на руки и, что было сил, помчался к пещерам. Из ее отрывистых слов я понял, что на них напали бандиты. Спутников ее похитили, а ей удалось спрятаться в подвале, но она вывихнула ногу…

Бьерг замолчал, переводя дыхание, и я совсем притихла, бережно поглаживая печальное шитье, не смея поднять на мародера глаз.

– Я бежал так, как никогда раньше… И все же не успел. До пещер оставалось слишком много шагов, когда Солнце уже едва касалось краем горизонта. Нарья плакала и то просила не бросать ее, то умоляла оставить и спасаться самому. Я не отвечал, и не успевал, не успевал, я видел это и знал, и все равно бежал и чувствовал, что раскаленный песок проникает прямо в кровь. Наконец, силы отказали мне, я упал навзничь, и Нарья потеряла сознание от жара и боли. Много лет я убеждаю себя в том, что в тот момент я мог сделать для нее только одно… У меня хватило сил достать нож. Диким усилием воли я заставил себя снова бежать, без мыслей, как зверь, спасающий шкуру, потому что так велит инстинкт. Я бежал, затем шел, затем полз, сжигал грудь мертвым воздухом, и в глазах двоились разноцветными кругами вершины гор.