Татьяна Крюкова - За гранью. Каждый взрослый в душе – маленький, любопытный ребенок, мечтающий заглянуть в запретную комнату

Виталий поднял свой взгляд на меня, -вы мне не верите да? Поверьте, я достаточно стар, чтобы фантазировать, то, что есть, все равно есть и мне никуда от этого скрыться. Никогда не показывался психиатрам, но вам это рассказал, возможно, вы поможете мне чуть приоткрыть завесу тайны.

Замолчав, Виталий посмотрел на меня. В его взгляде я увидела вопрос, на который не могла дать утвердительный ответ. С одной стороны, с медицинской точки зрения, все ясно, как божий день. На лицо все признаки шизофрении. Лечение данного заболевания в некоторых случаях дает неплохие результаты, но что-то здесь не так. Не дает мне покоя слишком связанная речь. Речь шизофреника характерна торопливостью, некоторой корявостью, в более тяжелых случаях несвязанностью, монотонностью и отсутствием эмоций, а здесь все разложено по полочкам. Все предложения имеют логическое завершение. Нет перескакивания с одной темы на другую.

Для примера приведу описание состояния пациентки П., которая проходит лечение в нашей клинике в течении уже 6 лет. Диагноз —шизофрения. Болезнь протекала в виде приступов, различных по структуре. Это были фазовые депрессии или маниакально-экстатические состояния, сопровождающиеся видениями ярких фантастических образов, сказочных, космических, инопланетных сюжетов. Её рисунки и комментарии к ним были воспроизведены братом, человеком, профессионально владеющим живописью. Больная ярко, эмоционально рассказывала ему, что «присутствовала при гибели мира», когда всё вокруг взрывалось и рушилось, «в дыме и грохоте огромными вереницами летели человеческие черепа» и «нанизывались» на её голову, «в голове расселились орды всякой нечисти, змей и прочего, они вели между собой войну». Вот один из этих рисунков.

Или еще один.

Согласитесь, эти рисунки выдают все страхи человека. Обратите внимание на глаза. В них застывший ужас и непонимание. Для большей наглядности приведу пример эксперимента, который указывает на обоснованность утверждения о поражении центральной нервной системы, которая сопровождается заболеванием, описываемое нами в данный момент.

Взяв одну перчатку, психиатр показала ее П.

– Как вы думаете, что это?

– Сейчас посмотрим, – сказала П. и, взяв перчатку, стала внимательно ее изучать.

Смотрела она на нее довольно долго, затем, положив на стол, сказала:

– Цельная, непрерывающаяся, свернутая как-бы на себя поверхность. Затем, подумав еще немного, добавила:

– Тут еще есть, – она поколебалась, – пять… ну, как сказать… мешочков.

– Хорошо, пусть так, – сказал врач. – Вы дали описание. А теперь скажите, что же это такое?

– Что-то вроде кармашка с отделениями…

– Ну, допустим, и что же туда кладут?

– Да много чего можно положить, все, что влезает! – рассмеялась П. – Есть много вариантов.

– Приведите пример, – попросил психиатр.

– Это может быть, например, мешочек для мелочи, для пуговиц, разных размеров. Еще можно положить…

Врач прервал П.:

– А вам ничего другого этот предмет не напоминает? Ну, может, ее можно на что-то надеть. Подумайте?

П. долго думала, но не смогла дать ответ. Она не разглядела в перчатке ничего знакомого.

Поражение головного мозга, в случае с П., имеет нарушение речи и воспроизведения через речь зрительных образов и называется – амнестической афазией.

Амнестическая (оптическая) афазия, по классификации А. Р. Лурия, возникает при поражении задненижних отделов височной области. К ним относятся отделы 2-го и 37-го полей конвекситальной поверхности полушарий и задненижние отделы 20-го поля на конвекситальной и базальной поверхности мозга. В основе этой формы афазии лежит слабость зрительных представлений, зрительных образов слов. Состоит она в том, что больные не способны правильно называть предметы, но пытаются дать им словесное описание и обычно стремятся показать, как это делается.

Например, когда врач показывает ручку и просит пациента её назвать, то пациент обычно отвечает: «Ну, это то, чем пишут». Подсказка помогает пациенту вспомнить нужное слово. Но проходит небольшое время, и он вновь забывает название предмета.

В речи больных с амнестической афазией мало существительных и много глаголов. У больных с амнестической афазией, нет каких бы, то ни было явных зрительных гностических расстройств, они прекрасно ориентируются и в зрительном пространстве и в зрительных объектах. Амнестическая афазия так же, весьма характерна для пациентов с болезнью Альцгеймера.

На этом примере видно, насколько меняет мышление заболевание, а с Виталием все выглядело иначе.

Взглянув на часы, я увидела, что с начала нашей беседы прошло более часа. Виталий явно был измучен, весь его вид говорил о тяжелом внутреннем переживании. Опущенные плечи почти реально выдавали всю тяжесть груза давившего на него. А что это за груз? Плод больного разума или нечто другое? Это мне и предстоит узнать.

Отпустив Виталия, я постаралась проанализировать услышанное. Я не первый раз вижу параноидную шизофрению, но этот случай отличался от других. Я вышла из кабинета и пошла по коридору. Навстречу мне шел Семен Маратович. Его улыбка как всегда не сходила с лица, но поравнявшись со мной, он вдруг резко остановился, прислонился к стене и положил ладонь себе на шею. Улыбка медленно сползла с лица. Как в те давние времена, глаза потухли, и он стал рукой трогать родинку на шее. Глубоким, совсем не похожим на свой голос, Семен Маратович произнес:

– Они хотят говорить с тобой. Они слышат тебя. Меня словно холодом обдало. – О чем вы Семен Маратович? Кто хочет говорить со мной?

– Они называют себя Иные, – последовал ответ. Не бойся, страх их только сердит.

Еще несколько секунд Семен Маратович стоял у стену, затем улыбка заняла свое привычное место, он отошел от стены и продолжил свой путь.

– Семен Маратович, о чем вы только что мне говорили? Он остановился, повернулся ко мне и с сияющей улыбкой сказал, – все нравится, кушать дают, и гулять можно. Затем отвернулся и пошел. Я стояла и не понимала, что со мной происходит. О чем говорил Семен Маратович и почему он в точности повторил фразу 25 летней давности? Постояв еще немного, я пошла дальше. Мне необходимо было заполнить некоторые бумаги, а потом можно будет идти домой. Домой! Каждый день я вижу глубоко несчастных, потерянных и никому не нужных людей, у которых нет дома. Все, что они имеют, это койко-место в клинике для душевнобольных. Мне давно уже пришло понимание, как много значит это слово – дом. И хотя семьи у меня нет, все же я с большим желанием иду домой.