Татьяна Авлошенко - Время щенков. Хроники земли Фимбульветер

– Кори, повернуться можно?

– Ларс, ты что ли? – в голосе метельщика явное разочарование. – А чего мусоришь?

– Какой мусор, Кори? Все домой несу, в семью. Только отдохнуть остановился.

Метла убралась.

– Пакостник завелся, – скорбно пожаловался Кори. – Я прибираю, а он мусор бросает. С самого утра. И не лень ему, гаду, рано вставать! И мусор-то какой – хлам грязный, будто его из подвалов, где сто лет никто не был, вытаскивают. Даже камни со штукатуркой попадаются. И по всем ведь улицам раскидывает!

– Слушай, Кори, так может он клад ищет?

– Пусть хоть на замок с обзаведением себе по кирпичу ковыряет, об этом ратуша беспокоиться должна. На улице-то кидать зачем? Я его выслежу! – Кори поднял метлу к небесам, будто рыцарь, дающий страшную клятву, меч. – Выслежу и тогда уж…

Приятно видеть человека, имеющего цель в жизни.

Если бы слова имели силу воплощаться в жизнь, мне бы не пришлось тащить корзину. Целая армия фунсов легко унесла бы ее, но, боюсь, не в наш дом. Но вот, наконец, кухня достигнута.

Больше всего хотелось подняться в свою комнату и завалиться на кровать с какой-нибудь книжкой, не имеющей отношения к истории родного города, но Вестри встал у двери, всем своим видом показывая, что ему скучно и он не прочь прогуляться куда-нибудь дальше двора. Пришлось идти.

Маршрут наших прогулок определяет Вестри. Только его черному блестящему носу ведомо, куда мы направимся в тот или иной день.

Пес важно вышел за ворота, остановился, огляделся, принюхался и вдруг радостно замахал хвостом.

– Ларс! Ларс!

Ко мне бежала Герда. Она так торопилась и размахивала руками, что, если бы опять измазанное чем-то личико не светилось от радости, я бы встревожился – не случилось ли чего дурного.

– Ларс!

Ученица Флорансы поскользнулась и кульком влетела мне в руки.

– Ларс, Флоранса сказала, что ты хороший!

Я смотрел на Герду сверху вниз, а в груди росло и ширилось то удивительное теплое чувство, которое иногда появлялось при взгляде на Вестри, Хельгу, моих родичей из Къольхейма – радость от того, что они есть, и желание сделать для них что-нибудь хорошее.

Приподняв Герду за локти, я поставил ее на ноги.

– Спасибо. Я думала, ты зазнайка, а Флоранса говорит, что ты хороший. Вот. Не сердись на меня. Все.

Все? Так что же, сейчас она снова повернется и уйдет? Немыслимо.

– Подожди, Герда. А почему… А зачем… А что ты тогда делала на улице так рано?

– Хотела посмотреть на рассвет над ратушей.

Рассвет! Чем розовая полоска на небе отличается от серой, белой или черной? Чем лучше она алого пламени заката, чтобы стремится увидеть именно ее? Не испугаться ни хлыны, ни подснежников, встать в эту невероятную холодную рань, когда… Когда фонари еще не успели погаснуть и тянутся вдоль улиц двумя цепочками разноцветных огней, а дома словно склоняются друг к другу, и между ними просвет, будто смотришь в щелочку, сведя в игре ладони, а там прозрачное небо, и темная островерхая ратуша, и флюгер-рыцарь приветствует поднятым копьем всходящее солнце. И не больше пятнадцати минут отпущено на все это…

– Ты успела увидеть? Тебе понравилось?

– Да. Гехт, наверное, вообще красивый город?

– Разве ты раньше жила не здесь?

– Я жила в приюте Берне, на окраине. Мы не ходили в город. Днем было очень много работы, а вечером – страшно. Мне бы очень хотелось все здесь посмотреть.

– Тогда пойдем.

Лицо Герды вдруг стало строгим и очень недовольным. Она отступила на шаг и, похоже, снова изготовилась задать стрекача.

– Нет. Не пойду.

– Почему, Герда?

– Я знаю, зачем вурдам нужны бедные девушки. Я читала.

– Читала? Что?

– Романы.

Так, вот и пришли к нам на обед голодные медведи. Романы! У сестры тоже есть парочка таких книжек, для поднятия настроения. Хельга нам даже вслух читала, сама смеялась, а Оле сказал, чтобы любимая жена больше его так не пугала. Если я правильно помню, там всегда злодей вурд заманивает и соблазняет бедную честную девушку. Вот тебе, потомок древнего знатного рода!

– Герда, честное слово, можешь считать меня неправильным и даже ненормальным вурдом, но ничего дурного я не замышляю. И Флоранса сказала, что я хороший.

Девушка растерянно переступила с ноги на ногу.

– Ты очень похож на хессу Къоль…

– Вот, а ей же ты доверяешь.

И тут вмешался Вестри. Наш пес не терпит, когда его драгоценную персону оставляют без внимания. Вскинув лапы на плечи Герды, он сочно лизнул ее в щеку. Ученица Флорансы не ожидала такого нападения и едва удержалась на ногах. Пришлось снова ловить.

– Герда, ну пожалуйста. Я просто очень хочу показать тебе город.

– А Вестри с нами пойдет?

– Конечно.

– Ну ладно… Хорошо… Только запомни, будешь приставать к порядочной девушке, получишь в лоб, ясно?

Я радостно кивнул. Вестри снова полез целоваться. Герда улыбнулась и, обняв пса одной рукой, вторую протянула мне.

– По твоему лицу течет вода. Так бывает в верхних пещерах с сырыми стенами.

– Я плачу…

– Плачешь? Что это означает?

– То, что мне больно.

– Я не прикасался к тебе. Как я мог причинить боль?

– Мне больно оттого, что я больше не увижу тебя.

– Я понимаю. Старшие говорили. Они ушли из мира, где жили прежде, и больше никогда не видели его.

– Баккен, это ведь старшие недовольны, что ты дружишь со мной? Они не хотят, чтобы люди узнали о вас? Это они запрещают тебе?

– Люди не смогут прийти к нам, если мы сами не захотим этого. Но мне становится все труднее подниматься наверх. Я расту. Скоро этот лаз станет слишком узок для меня.

– Я найду, Баккен, найду дорогу для тебя. Ты сможешь выходить из подземелья, а потом и летать. Обязательно.

Лиловый дракон склонил чешуйчатую голову к рукам зеленоглазой девушки.

– Прощай. Ты многое рассказала мне.

– До свидания, Баккен. Ты мой друг.

Сегодня днем пришел караван из Снебьярга. Покуда купцы будут заниматься своими делами, самый почтенный и правдивый из них отправится в ратушу, дабы поведать о том, что творится в земле Фимбульветер за западными пределами Гехта, а хронист будет ждать его. Таков обычай, почти закон, правильный и полезный. Не будут же купцы, бросив все, рыскать по городу в поисках хрониста, у них каждый час на счету. Вот только слово «почтенный» понимают они весьма по-своему и посылают на беседу самого бесполезного в городе участника каравана, какого-нибудь болтливого деда-кухаря. А тот пока еще дотащится до ратуши, да и рассказ норовит вести о делах не нынешних, а прошлых.

И вот сижу я в ратуше с самого утра, а сейчас время к обеду, упорно не даю бодрому старикану свернуть на рассуждения о событиях его молодости и о некой прекрасной в то время Эдит, и тихо злюсь, потому как Герда уже наверняка ждет меня у Рогатки. Нет, я, конечно, предупредил ее, что сегодня день каравана и придется посидеть в ратуше, но не так же долго!