Мария Фомальгаут - Нигдерево

Входит в фанзу, отряхивает шапку, снимает ханьфу.

– Ты смотри, Ю, зайца принес!

Тишина.

– Ю?

Гаснет огонь в очаге.

– Ю!

Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю! – надрывается ветер над лесом.

Смотрит в окно полная луна единственным глазом, чистая луна, гладкая луна, не единого пятнышка.

Ту зовет:

– Ю!

Уже знает, что ответа не будет.

– У-у-у-у-у-у-у-у!

Ветер пророчествует об империи У.

– Ю-ю-ю-ю-ю-юю-ю!

Вьюга вспоминает об осенних вечерах в месяц Ю.

– Цинь! Цинь! Цинь!

Малая птаха вспоминает о прошлом, таком далеком, что уже никто и не помнит, как это было.

– Чу!

Филин вспоминает минувшее.

Смотрит с неба отмытая до блеска луна единственным глазом.

Ночь сегодня людная.

Это не каждый раз бывает людная ночь. Это надо ждать. Караулить. Ловить. Когда посмотришь вверх, в звездное небо, на высокую землю, вон она, стоит в зените – и увидишь людей.

Вон они все, высыпали на улицы, от мала до велика. Помню, развлекались по молодости, считали, сколько людей на земле, доходили до миллион сколько-то-там, сбивались со счета, начинали снова, кто больше насчитает.

Это по молодости…

Потом появились у меня какие-то суеверия, когда человек на земле падает, можно загадать желание, и оно непременно исполнится. Только трудно подгадать, успеть, человек, он же быстро падает, вот только что шел, болтал с кем-то из сородичей, и бац, уже растянулся на земле, и другие вокруг хлопочут.

Была даже мыслишка какая-то, может, когда люди падают, они умирают, а мы тут на их смерти желания себе загадываем. Мыслишку от себя гнала, где это видано, чтобы люди умирали, не звезды же, чтобы умирать…

Смотрела на людей – в часы бессонницы, в минуты отчаяния, когда все шло крахом, смотрела на людей, чтобы видеть, есть в мире еще что-то спокойное, безмятежное, до чего не долетают наши всякие передряги. Ну и конечно, во время челопада смотрела на людей, когда люди падают – один за другим, один за другим, только успевай загадывать желания. И, как правило, тут-то все желания из головы вылетают, уже ничего не помню, что хотела.

А падают люди красиво, ну вы сами знаете, видели: со вспышками огня, со всполохами пламени, с не слышным издалека грохотом. Люди бегут навстречу друг другу и падают, падают, падают, озаренные вспышками пламени.

Выискивала какие-то стекла, через которые можно смотреть на людей, и вместо маленьких точек видишь всего человека, какой он есть – голова, четыре лапки, две снизу, две сверху. Кто в эти стекла смотрел, орали – вау, круто, все видно, а мне не было круто. Раньше смотрела на людей, гадала, какие они могут быть, выдумывала каких-то немыслимых чудищ. А оказалось… всего-то… пропала загадка, пропала тайна, а что за люди без тайны…

В людные ночи смотрю на людей. Сейчас по всему космосу не спят, где ж тут спать, когда люди вылезли. Говорят, они на нас влияют как-то, телепатически, что ли, или направляют на нас какие-то волны…

Не знаю.

Не спится нам. Ночь-то людная. Смотрим на людей. И где-нибудь какой-нибудь висит в небе, мечтает, вот бы свалиться на землю, к людям, вот бы посмотреть, как у них там. И валятся, дурачье, хоть кол им на голове теши, что никто еще не возвращался.

Смотрю на людей. Смотреть трудно, слепит мне глаза солнце, а люди в тени. Все равно разглядываю, считаю, как в детстве, загадываю желание, если человек упал. И смотрят на меня люди в темноте ночи, тычут пальцами:

– Луна-то сегодня какая…

Зеленоватый туман поднимается с болот, тает где-то там, там, в сумерках.

А здесь всегда сумерки. Да вы старожилов спросите, они только рукой махнут – а-а-а, всегда сумерки, по-другому и не бывает никогда…

Время здесь заблудилось, замерло между днем и ночью, между летом и зимой – вон, деревья желтые стоят, недаром говорят:

Край вечной осени.

Агнесса идет по краю болота, подмочила подол платья.

Темнеет.

Здесь всегда кажется, что темнеет.

Агнесса торопится, – нужно успеть дотемна.

А то Руфус рассердится.

Агнесса еще не знает, почему – но рассердится. Потому что… потому что…

…потому что нечего ночью по болоту шариться, вот почему.

Ухает месяц.

Восходит филин над лесом.

Они с месяцем местами поменялись, про это отдельная легенда есть.

Агнесса ступает на узкую тропинку, ведущую к дому, вот он уже виднеется за деревьями, светятся огни на втором этаже, там дети, а на первом света не видно, там столовая и холл, а на третьем ночник, там кабинет Руфуса и спальня…

– Тетя… а тетя?

Агнесса —

– Ах!

– оборачивается.

Мальчик. Ему на вид лет десять, не больше.

Волосенки светлые.

– Тетя… а я заблудился…

Агнесса вздрагивает, протягивает руку в туман:

– Пойдем… пойдем скорее…

– Тетя… а я бо-ю-у-у-усь…

Агнесса спохватывается, болото все-таки, болото…

…если вы оказались на твердой поверхности, будьте осторожны – буквально в шаге от вас может начинаться трясина…

– Стой! Стой на месте… сейчас… подойду к тебе…

Ангесса нащупывает землю под ногами, вроде твердая земля, идти можно, можно, только осторожно…

Шаг.

Шаг.

Еще шаг.

Надо бы Руфуса позвать, да что Руфуса, еще из-за этого Руфуса тревожить…

Мальчик хватает руку Агнессы.

– А у вас кулон как у мамы такой был… а она его потеряла, потом снова нашла…

…когда жителям приказали покинуть свои дома, многие жители отказались повиноваться.

– Ну как я уеду, ну куда я уезжать должен, этот дом мне в наследство достался еще от… от… – Руфус путается, теряется, не помнит, – а они мне – уезжать!

– А я сегодня Агнессу видел.

Это Руфус говорит.

И все молчат.

Руфи молчит, в айфон смотрит.

Агни молчит.

Вроде и надо сказать Руфусу, что нет больше никакой Агнессы, Руфус сам её вчера нашел на болоте с прокушенным горлом – а никто не говорит.

Руфус повторяет:

– Видел… в окне.

В лесу ухает месяц.

Филин восходит над лесом.

Они с месяцем поменялись.

Про это отдельная легенда есть.

Руфи торопится домой, еще бы не торопиться, загулялся, заигрался, сам не заметил, как сгустились сумерки.

Сумерки тут, они всегда сумерки, только к ночи сгущаются сильно.

Ну да ничего.

Руфи домой успеет.

Дядя с тетей ругать не будут.

Вон уже дом виден за деревьями, вон окно наверху горит, там у дяди кабинет, там чучело филина есть, и чучело месяца, и чучело земли есть, глобус называется.

Руфи спешит.

– Руфи! Руфи!

Руфи оборачивается.

Тетя стоит.

Тетю он знает.

Хорошо знает.

– Руфи, ну сколько тебя просить можно!

Тетя показывает на полные сумки. Руфи спохватывается, обещал же помочь, обещал, заигрался, задумался…

А… щас, щас…

Руфи бежит, хватает здоровенный баул, тетя подхватывает руку Руфи, вот так, давай потихоньку…