Кристина О. Робер - Преданные. Лабиринты памяти

– Дрянь! – он молниеносно кинулся к девочке и со всей силы оттолкнул ее к стене. Ника упала на пол, больно ударившись головой. Из глаз непроизвольно брызнули слезы. Она попыталась подняться, но вокруг все расплывалось.

Рита взвизгнула, съежившись в углу кровати. Джимми прыгнул на малышку сверху и вновь хотел ударить, но Ника будто озверела! Она с такой неистовой силой принялась бить осколком в его спину, что у мужчины не было шансов сделать лишнее движение. Горячая кровь заливала маленькое личико и ее новое розовое платье, стекала по рукам. И в комнате будто бы кто-то выключил все звуки. Уши пронзила звенящая тишина, сквозь которую прорывались слабые рыдания Риты. Через минуту тело Джимми обмякло и навалилось на девочку сверху, но она все била и била его кровавым осколком.

Рита в ужасе наблюдала за ними. От испытанного шока она перестала дышать и лишь нервно сглатывала. Тело заметно трясло. С каждым движением дочери она все сильнее и сильнее вжималась в спинку кровати. Женщина не верила своим глазам. Ее прекрасная девочка – маленькая, хрупкая девочка…

– Он обещал, что ты будешь нормальной… – как полоумная шептала она. – Его мир… только не здесь… Дьявол настиг нас, он пришел за тобой.

Кое-как Ника выползла из-под грузного тела, и Рита увидела страшные глаза дочери: правый – ярко-синий, цвета василька, левый – чернее черного, искрящийся и яростный. И звуки, которые она издавала, были нечеловеческие: резкие, рычащие, хищные.

Никогда Рите не было так страшно. Ника сидела в луже крови, слабо сжимая осколок. Она смотрела на мать глазами странного дикого существа… и беззвучно плакала.

Женщина сглотнула. Ее восьмилетняя дочь только что убила мужчину.

– У нее есть родители, но для всех было бы проще считать ее сиротой.

Повисла минутная пауза. Ника плотнее прижалась ухом к двери. Ей совсем не нравилось торчать по ту сторону событий, ведь Джейсон со своим видением ситуации мог наговорить много лишнего.

– Не понимаю, к чему эта таинственность, – послышался голос директора Шнайдера. Ника четко представила его лицо: добродушное, но с идиотским наигранным сарказмом, совершенно не свойственным ему. Мужчина явно был не в восторге, что разговор пошел не по его правилам.

– Мать у нее занята своей жизнью, а отец в постоянных разъездах. Оба достаточно жесткие и равнодушные. Девочка отбилась от рук. Я лишь хочу, чтобы здесь она вернулась к нормальной жизни, – беззаботно ответил Джейсон.

– Отбилась от рук? – фыркнула Ника, смерив дверь уничтожающим взглядом.

– И если ее не будут донимать вопросами о родителях, она быстро придет в норму. Вероника очень способная, – последнюю фразу Джейсон произнес нарочито громко. – Знает испанский и латынь, десять лет балетной школы. Думаю, вашему пансионату не повредит такой экземпляр.

– Мистер Айсейкс, в «Слэш» много талантливых детей. И все они выходцы из хороших семей. Плюс ко всему и выглядят они подобающим образом.

– Я поговорю с ней.

Ника отстранилась от двери и с ногами забралась в кресло у окна. Сейчас Джейсон скажет про внушительный чек «на благотворительность», и Шнайдер скрепя сердце подпишет документы на прием. Ясно же, что она никак не вписывается в элиту пансионата: ни манер, ни осанки, ни выправки, да и в целом внешний вид уж больно потрепанный. Но коммерция – штука интересная, открывает даже самые неприступные двери.

Ника обреченно вздохнула. Она сидела в приемной директора пансионата и ждала, когда взрослые решат ее судьбу на ближайший год. Просторное помещение в светлых тонах, мебель из красного дерева, большие стеллажи с аккуратно расставленными папками и книгами, на стенах – изображения достопримечательностей Англии. Все сдержанно, дорого и со вкусом. Ужасно, одним словом.

Ника натянула капюшон на голову и обхватила себя руками. Ей было неуютно. Хотелось убежать подальше из этого помпезного места, но список в кармане толстовки напоминал о том, зачем она здесь.

– В прошлом году мы начали проект по созданию «Аллеи памяти»…

Дверь кабинета открылась, и в приемную вышли Джейсон Айсейкс и директор Шнайдер. Первый метнул на Нику укоризненный взгляд, и девушка нехотя опустила ноги на пол и выпрямилась. Джейсон едва заметно кивнул на капюшон, и она сняла его, приторно улыбнувшись.

– Мы хотим посадить эксклюзивные деревья, установить памятники выдающимся ученикам и преподавателям пансионата, а также вынести на всеобщее обозрение самые знаковые события, – без особого энтузиазма закончил директор.

Ника хмыкнула: кажется, Джейсон еще не упомянул о сумме пожертвования. И что он тянет?

– Прекрасная идея! – воскликнул Джейсон, возможно, чуть более воодушевленно, чем того требовала ситуация. – У вас уже есть проект? Я бы с радостью взглянул на него! Возможно, мне станет интересно…

– Можно, конечно, – ответил Шнайдер. – Макет выставлен перед входом.

– Мистер Айсейкс, вы наконец выбрали благотворительный фонд? – с энтузиазмом воскликнула Ника.

Шнайдер обернулся к ней и посмотрел так, будто впервые увидел. Джейсон за его спиной нахмурился.

– Мой опекун каждый год жертвует сумму на благое дело, а вот в этом году никак не может определиться, – с наигранным восторгом принялась объяснять Ника. Она поднялась на ноги и начала активно жестикулировать. – Сначала хотел озеленить улицу в Глазго, но эта компания… как же ее… Юнион что-то там… вы не помните, Джейсон? А, не важно! Представляете, мистер Шнайдер, они брали деньги у честных людей, а саааами вкладывались в наркобизнес! Я ему говорю: «Джейсон, вы бы на собачек внимание обратили, они же такие добрые. И люди за ними ухаживают славные. Им условия хорошие нужны». А инвалиды? Вы слышали про этих слепых близнецов-вундеркиндов в Ирландии? Это же просто нонсенс!

– Ника-Ника, прекрати, не надо сейчас об этом, – перебил ее Джейсон и, пока Шнайдер растерянно смотрел на нее, покрутил у виска. – Я бы не хотел, чтобы директор думал о том, что у моей благотворительности корыстная цель.

Шнайдер переводил взгляд с Ники на Джейсона, и девушка отчетливо видела, как жилка на его левом виске начала пульсировать. Выглядел он крайне забавно: невысокий, лысоватый, коренастый мужчина лет пятидесяти с низко посаженными бровями, придававшими округлому лицу излишнюю серьезность, классический английский костюм из твида (похоже, что дорогой), опрятный и, в целом, вполне добродушный, но с какой-то напускной высокомерностью, совершенно не сочетавшейся с той растерянностью, в которую ставила его сложившаяся ситуация.

– Ну что вы, я уже принял решение относительно судьбы Вероники в нашем пансионате, – затараторил он, обращаясь к опекуну. Ника за спиной Шнайдера самодовольно вскинула брови.