Игорь Ягупов - Игра в античность

Конь смотрел на Кассандру, кося немыслимых размеров злобным глазом. Внизу, у его ног, копошились люди. Одни тянули что есть силы за веревки, прикрепленные к переду помоста. Вторые подкладывали под него бревна в качестве катков. И те и другие скользили на жиже, в которую от дождя и топчущихся в ней сотен ног превратилась земля возле пролома. Грязные, мокрые, с красными, искаженными от напряжения лицами, все они как будто были вовлечены в какой-то немыслимый круговорот.

– Тяни! Бери! Неси! Подкладывай! – слышалось кругом, а потом опять: – Тяни!

Огромные бревна, освободившиеся из-под сдвинувшегося вперед помоста с конем, хватали по пять-шесть человек и несли в обход деревянной статуи, чтобы снова, как щедрые дары, подложить ей под ноги. Казалось, люди кланяются коню, не просто приглашая, а заманивая его в свой город. И конь вплывал в него неторопливо и степенно, как корабль, входящий после дальнего похода в родную гавань.

Вокруг этого бесконечного движущегося месива из людей, бревен и веревок носились обезумевшие от лая собаки. Толпа веселилась, щедро комментируя происходящее и без устали раздавая советы «коневодам». Внезапно одно из бревен, косо подложенное, выскользнуло из-под помоста статуи. Сама же она, слегка наклонившись, поползла в сторону. Даже сквозь рев толпы Кассандра расслышала, как от толчка в утробе коня грозно звякнула медь доспехов. Впрочем, больше никто, по-видимому, не обратил на это ни малейшего внимания. Столь велик был страх толпы перед тем, что конь может рухнуть, рассыпавшись на составные части. И дивная работа великой богини пойдет прахом, так и не заняв надлежащего ей места на городской площади.

– Подкладывай! Тяни! Подкладывай!

Статую выровняли, подложили еще одно бревно. И работа закипела с новой силой.

– Главк, Главк! Что, что там происходит? Я не вижу! – толстый, розовощекий Гелен напрасно старался протиснуться сквозь плотно сбившуюся толпу.

– Тащите, тащите скорее! – кричал копошащимся в грязи возле коня людям плотный мужчина в дорогой, но забрызганной понизу грязью хлене. – Вам будет щедрое угощение. Пир. Пир ради нашей победы над врагами. Тащите, тащите его на площадь!

Голова коня, почти достигающая зубцов городских стен по обе стороны от пролома, торжествуя над людским морем, медленно вплывала в город. Свирепый глаз чудища, как казалось, неотступно следил за Кассандрой. Еще немного, и он бы подмигнул ей, брезгливо и насмешливо, как подмигивают неудачнице, проигравшей, потерявшей все, за жизнью которой уже пришел бог смерти Танат – в черном плаще, с громадными черными крылами, от которых даже в самый нестерпимый летний зной веет могильным холодом.

– Верно, Танат уже стоит у меня за спиной, – подумала Кассандра.

Но на то, чтобы оглянуться, у нее не было сил. Смелость и решительность оставили ее, уступив место безысходности. Как завороженная, смотрела она мысленным взором на конскую голову, как будто подчинившись ее власти…

– Кася, да очнись же ты, – с этими словами кто-то коснулся ее плеча.

Видение коня, толпы, пролома в городской стене распалось в одно мгновение. Кассандра вновь была в своей темной келье, перед оконным проемом, затянутым серой пеленой дождя. Холодная рука лежала у нее на плече. Танат? Вряд ли бог смерти стал бы называть ее Касей. А вдруг? Ведь от него еще никто не приходил обратно. Пересилив страх, женщина обернулась.

– Отец? – почти вскрикнула она, испытав странное чувство из смеси облегчения и тревоги.

– А ты кого ожидала увидеть? Владыку народов Агамемнона? Или, быть может, вернувшегося из царства Аида Ахилла? – толстый и низенький, едва доходивший Кассандре до плеча, старик Приам был явно доволен своей шуткой. Его лицо расплылось в улыбке, а на животе забренчали золотые пряжки, скрепляющие полы новой хлены, когда он засмеялся, откинувшись при этом назад, чтобы насладиться изумленным и испуганным видом дочери.

– Отец! – теперь уже укоризненно повторила Кассандра.

При упоминании имени Агамемнона ее вновь пробрал озноб, а глаза уже готовы были закатиться, чтобы открыть перед ее внутренним взором далекие скалы, гавань, дворец и женщину, встречающую мужа из дальнего похода…

– Как я всегда говорил, – голос отца вывел ее из оцепенения, – твои предсказания не стоят и дырявого хитона. Порадуйся же вместе с нами победе. Сегодня во дворце будет пир. Оденься в праздничные одежды, пригуби чашу вина, признай, что все закончилось вовсе не так, как ты вещала.

– Все еще далеко не закончилось, – пробормотала Кассандра, – хотя конец действительно близок. Но он не порадует тебя, отец. И этот ночной пир будет для тебя последним.

– Прекрати! – владыка Трои вздрогнул, его подслеповатые старческие глаза наполнились мукой и гневом. – Ты не умеешь ничего, кроме как предсказывать голод, мор и разрушение города. Надо было выдать тебя замуж. Супружеское ложе заставило бы тебя смирить свои фантазии и заняться чем-то более приятным, чем постоянное брюзжание и гневление богов со светлого Олимпа.

– Полно, отец! – Кассандра почти задыхалась от гнева. – Может быть, для кого-то Олимп и светел, но только не для нас. Разве ты забыл: ни златокудрая Афродита, ни сребролукий Аполлон, ни стремительная Артемида, ни даже свирепый и грозный Арес не смогли помочь нашим воинам в битве. Не защитят они нас и от хитрости могучей Паллады.

– Не упоминай имена богов без приношения должной жертвы! – грозно молвил Приам, в испуге отступая от дочери.

– Отец, вели проломить брюхо деревянному коню данайцев, – взмолилась Кассандра. – И ты увидишь, что в нем прячутся воины. Собирайте всех, кто может держать оружие, ведите их к городской стене, к пролому. Ночью весь флот Эллады будет у наших берегов.

– Замолчи, замолчи! – замахал руками старик. – Я вижу, состояние твое безнадежно. Ты рождена для того, чтобы гневить богов и насылать на наши головы их немилость. Никто из троянцев не прикоснется к дару, сработанному великой дочерью Зевса. Довольно уж тебе гневить необорную Афину. Не позволю. Более не позволю. Сиди в своей келье и не мешай нам праздновать победу.

– Я вижу пламя над городом. Пламя. Этой же ночью, – Кассандра исступленно бросилась отцу в ноги. – Вели пронзить брюхо коня копьями, приведи воинов на городские стены, пусть горожане залатают пролом.

– Пламя? – Приам опять захохотал, но теперь смех его был не радостным, а злобным, каркающим: – Выгляни в окно, глупая женщина! Там дождь. Борей пригнал с Эвксинского Понта тяжелые тучи. Никто не разожжет пожар в городе этой ночью, даже если бы обмазал дома смолой. Твои видения противоречат рассудку. А значит, и другим твоим предсказаниям цена – разбитый глиняный ритон.