Джеймс Мунро - Шотландская сага

В течение пяти недель Абигейл ждала почтальона, наблюдая за ним через окно дома своих родителей в Лондоне, и каждый раз, подбегая к двери, когда он опускал почту в блестящий медный почтовый ящик, молилась, чтобы среди конвертов, лежащих на полу, было бы одно из Франции.

Однажды утром оно пришло, но это был не тот ответ, который она надеялась получить. Вместо письма от Генри, короткая приписка на конверте, которая отправила ее на месяц в постель и заставила ее родителей и друзей сомневаться в том, что она вообще поправится.

Потом однажды она встала с постели и, бледная и притихшая, возобновила подготовку к рождению ребенка. Ее семья так и не узнала, что такое произошло, что почти отняло у Абигейл стремление жить. Однако если бы они смогли заглянуть в ее комнату поздно ночью, то увидели бы, как она в горе сжимает в руке письмо, отправленное майору Генри Россу, кавалеру орденов «За безупречную службу» и Военного креста.

Оно вернулось к ней с пятью словами, нацарапанными безразличной рукой. Пять слов, которые положили конец мечте: «Убит в бою. Вернуть отправителю».

Пока адмиралы, генералы и политики воюющих стран не пожертвовали тринадцатью миллионами жизнями, война, «которая должна была положить конец всем войнам», не подошла к своему изнурительному концу в одиннадцать часов пополудни, в среду одиннадцатого ноября тысяча девятьсот восемнадцатого года.

Мир, купленный такой дорогой ценой, продлился всего без двух месяцев двадцать один год. Третьего сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года почти неподготовленная к войне Великобритания снова почувствовала на себе военную мощь Германии.

Большую часть тысяча девятьсот тридцать девятого года казалось, что эта война будет совсем не такой, как прежняя, что она не коснется берегов Британии. Конечно, подводные лодки топили корабли, войска попадали в жестокие котлы сражений, но все это происходило в неизвестных уголках Европы. Военный образ жизни сказывался лишь в призывах «затягивать потуже ремни» и расставаниях в семьях, ибо мужчины призывались на военную службу, а вообще в этой войне было что-то нереальное. В лондонских пивных старики толковали над кружкой пива об «этой современной армии», отпуская реплики: «В наши годы служить в армии было непросто. Нам приходилось сражаться, чтобы заслужить довольствие».

«Нереальность» этой войны была так очевидна, что многих детей, эвакуированных из больших городов в тысяча девятьсот тридцать девятом году с табличками на лацканах и противогазами через плечо, привезли снова домой в начале тысяча девятьсот сорокового года.

Затем, почти в одну ночь, все резко изменилось. Армия Германии с хорошо вооруженными дивизиями во главе совершила нападение на Францию. Презрев границы и нейтралитет маленьких государств, они прошли через «неприступные» заграждения, за которыми Франция считала себя недоступной врагу.

Жители Англии проснулись однажды утром и поняли, что враг вскоре будет стоять у водной границы их страны как на пороге и уже готов распахнуть дверь в их дом одним ударом. Тем временем остатки армий Британии и Франции дотащились до Северного побережья Франции и были на грани уничтожения, неспособные выдержать нападение самой могущественной боевой машины в мире.

Тогда в смелой и бесстрашной операции, от которой весь свободный мир затаил дыхание и удивлялся ее дерзости, флот, состоящий из небольших судов, вышел из портов и рек Англии, держа курс на маленький французский порт Дюнкерк. Яхты, прогулочные суда, буксиры и даже простые лодки, включая и резиновые, пересекли Ла-Манш и приблизились к берегу, где шла война. Бросая вызов немецким подводным лодкам и пикирующим бомбардировщикам, они переправляли солдат на поджидавшие корабли.

Когда корабли уже больше не могли вмещать людей, маленькие лодки взяли на свои борты всех солдат, каких только могли найти, и отправились в Англию. Многие из них останавливались на пути, подбирая спасшихся с затонувших кораблей. Спасатели и сами гибли в холодных серых водах Ла-Манша, не оставив после себя ничего, кроме щепок, что указывало на место трагедии.

Смелость и дерзость людей, которые управляли этими маленькими судами, спасла целую армию. Сто двадцать тысяч французских и бельгийских бойцов, двести двадцать пять тысяч британских солдат и несколько летчиков Королевских Военно-Воздушных Сил были возвращены в Англию. Большинство несчастных сбитых летчиков убили до того, как они смогли добраться до переполненных людьми берегов, которые стали прекрасной мишенью для любого самолета немецких Военно-Воздушных Сил. Эти несколько спасшихся пилотов разделили горечь и разочарование солдат, которые проводили целые дни под артобстрелами, бомбежками и атаками, даже не видя британских истребителей.

Одним таким летчиком был молодой человек, не старше двадцати двух лет, с рыжеватыми волосами и очень утомленным видом. На погончике его темно-синего форменного пиджака летчика Королевских Военно-Воздушных Сил было выткано слово «КАНАДА».

Офицер сэр Джеймс Росс Кэмерон прикуривал новую сигарету от окурка, когда перед ним встал, глядя на его осуждающе, солдат, такой же изможденный и уставший от войны, как и он. Только за несколько часов до этого, этот солдат видел, как две трети его отряда были потоплены эскадрильей «мессершмиттов», пилоты которых играли в смертельную игру «следуй за лидером» вдоль переполненных людьми берегов Дюнкерка.

— Где были ваши парни, когда эти дерьмовые немцы отстреливали нас, как фазанов на охоте? Вы что думаете, мы таким образом сохраним военно-воздушные силы от кровопролития?

— Солдат, — мягкий канадский акцент сэра Джеймса Кэмерона придал его голосу еще большее, чем обычно, спокойствие, — когда эти «дерьмовые» немцы обстреливали берег, я был среди тех, в кого они стреляли, точно так же, как и ты, чувствуя себя фазаном, которого подстреливают на лету. В конце концов, нужно признать, что тебе повезло больше. Когда ты вернешься назад в Англию, тебе нужно будет объяснить только потерю ружья, а мне придется искать объяснение, почему я не вернул новый, «с иголочки» «харрикейн» — истребитель, на котором я оттуда улетел.

Ответ молодого летчика вызвал улыбки на лицах мужчин, но они были слишком утомлены, чтобы смеяться громко. Боевой офицер с правой рукой в кровавой повязке, стоящий поблизости на забитой людьми палубе, слышал эту перепалку. Пробравшись через толпу туда, где летчик стоял, опираясь на поручень, он сказал сочувственно:

— Уж не вы ли это были тем летчиком, который вел бой прямо над Дюнкерком пару дней назад? Я видел, как его «харрикейн» подстрелили три немецких истребителя. Пилот выпрыгнул с парашютом и приземлился в воду на западе города.