Наталья Уланова - Лиса. Личные хроники русской смуты

— Ляля, у меня сейчас рабочее время! И сложный больной! Надо срочно готовить операцию, а я ещё предоперационное обследование не закончил!

— У тебя каждый день сложные больные! — отчётливо слышится из трубки. — Профессия такая — сложные больные! И их у тебя много, а семья, между прочим, одна! И семейную жизнь твоя профессия не отменяет!!! — впадает в истерику собеседница. — А если отменяет, не надо было жениться! Говорила мне мама…

— Ляля, у меня сегодня и в самом деле сложный случай. Человек ослеп в результате бездарной операции, а я могу вернуть ему зрение. Если не откладывать — шансы есть, а так — повреждённый нерв может атрофироваться, умереть. Есть косвенные данные, что процесс уже пошёл…

— Нерв ещё может, а ты уже давно нет!!! — окончательно выходит из себя жена. — Данные у него! Косвенные!!! Да подотрись ты этими данными!!! У нас билеты на концерт пропадают! Когда, в конце концов, в нашу глушь опять столичная труппа приедет? Или я должна свою жизнь угробить с таким «косвенным» мужем?! Говорила мне мама…

— Ляля, пойми, у меня слепой пациент. Иногородний. А слепому человеку, да ещё и иногороднему, до нас очень сложно добраться. Представляешь, они с дочерью, как приехали, ночевали на вокзале. В зале ожидания. Это хорошие люди. Простые, но настоящие. На таких страна держится. Та самая, что их в нынешнее скотское состояние вогнала!.. Я просто не могу им отказать. Тем более такое стечение обстоятельств: могу провести этого пациента по бесплатному голландскому гранту, да и «окно» и в моём расписании и на эксимерном лазере есть только сегодня…

— А то, что это окно образовалось из-за того, что мы полтора месяца назад приобрели билеты, ты забыл? Козёл!!! Можешь домой больше не приходить! Живи на своей работе! Целуйся с ней, трахайся, в конце концов!!! Доработаешься, пока сердце не посадишь!!! И своё! И моё, между прочим!!! — взвизгнула жена и бросила трубку.

— Ну и о чём там труженик эксимерного скальпеля задумался? — улыбается всё слышавшая медсестра. — Насколько я слышала, лицензия на адюльтер от нашей доблестной супруги получена… Так как там добрый доктор Айболит насчёт быстро, но качественно «потрахаться»?.. Владик, ты только честно скажи, я тебе вообще нравлюсь или это у нас так? Баловство? Хочешь, я сама этих провинциалов спроважу? Назначу им другой срок? Пусть едут домой, денежку собирают! Или ты им этот голландский гранд уже пообещал? Нет? Ну и славно!

Два дня спустя, после неудачной поездки к саратовским офтальмологам, была другая клиника. Целый специализированный центр.

Красивый, современный, оборудованный по последнему слову техники.

Процедура приёма больных поставлена на конвейер. Каждый из них записан на строго определенный час и ожидает своей очереди в удобном мягком кресле, а потом громко вызывается по фамилии и сопровождается в объявленный кабинет вышколенной до естественной вежливости молоденькой медсестрой. Т. е., вышколенной настолько давно, что её вежливость стала второй сутью.

— А можно мне тоже с больным? Я его дочь.

Лёгкое удивление, впрочем, тут же истаявшее, сменяется явным неприятием и твёрдым, не терпящим возражений:

— Подождите, пожалуйста, в коридоре.

Как припечатала…

— Ну, пожалуйста… Разрешите и мне присутствовать при обследовании. Он совершенно ничего не видит, да и к другим людям не привык, а я буду вам помогать его водить.

Медсестра недовольно вздыхает, некоторое время смотрит в сторону ослепительно сияющих на подвесном потолке неоновых трубок. Пожав плечами, нехотя бросает:

— Ладно, проходите…

Прошли.

Общий вид залитого ярким светом кабинета и его оснащение превзошли все мыслимые ожидания. Позабыв обо всём на свете, пораженная Лиса какое-то время восхищенно озирается по сторонам. «Веди себя прилично, тюха деревенская!» — мысленно одёргивает она себя, заметив в искажающих лица хромированных панелях хирургического оборудования собственное разинувшее рот отражение…

Врачом оказалась миловидная женщина средних лет. Она ободряюще улыбнулась Лисе и своему незрячему пациенту, стряхнула с ослепительно белого халата невидимую соринку и приступила к обследованию.

Один аппарат, второй, третий… Чем больше процедур оставалось позади, тем напряженнее становилось лицо врача. Было видно, что ей уже всё ясно и теперь она рефлекторно оттягивает момент, когда придётся встретиться с направленными на неё двумя парами глаз. С застывшим в них стоическим ожиданием — слепых, и, постепенно наполнявшихся нарастающим ужасом — зрячих.

— Понятно… Всё понятно… — врач отошла от приборов и, коротко посоветовавшись с ассистировавшей ей медсестрой, вздохнула. Всё так же, не поднимая головы от распечаток и не глядя в глаза, начала говорить: — Картина у нас малоутешительная… Шансов на то, что…

Фраза осталась незавершенной. Врачу пришлось обратить внимание на активную жестикуляцию Лисы, которая, вытаращив глаза, энергично махала ладошкой и буквально молила остановиться, не выносить уже готового сорваться с губ приговора.

Доктор поначалу опешила, вопросительно подняла брови, но, видимо о чём-то догадавшись, быстро нашлась:

— Так. Проводите больного в коридор, а сами возвращайтесь! Обсудим!!!

Когда Лиса, оставив беспомощно таращившегося отца в стоявшем за дверью кресле, вернулась в кабинет — медсестры-ассистентки там уже не было. Врач же, заложив за спину сплетенные в кистях руки, нахохлившейся белой птицей расхаживала вдоль широкого, закрытого пластиковыми жалюзи, окна.

— Вернулись?! А теперь извольте объяснить, почему сорвали консультацию?

— Доктор, извините, но я не специально… Я умоляю вас… Не надо говорить ничего окончательного. Пожалуйста, пригласите его ещё раз, но вселите в него надежду! Хоть какую-нибудь… Расскажите там что-нибудь про идущие внутри процессы… Про то, что оперироваться ещё рано… Давайте, мы приедем к вам через год?.. Нельзя ему сейчас говорить, что шансов никаких… Как он будет с этим жить дальше? Понимаете?

— …понимаю… Но это же… А через год вы для него очередную отсрочку придумаете? Так? — возмутилась доктор и тут же сломалась, наткнувшись на наполняющиеся слезами глаза. — Вот только не надо мне тут рыдать!!! Не надо!.. Оттого, что вы плачете, ничего не изменится. Да что вы в самом деле… Чёрт знает что такое!!! … Ну ладно, ладно… ведите его! — и, оглянувшись вдогонку убегающей Лисе, одёрнула: — Подожди, дурёха! Куда летишь? Успокойся, остынь. Умойся, как следует, приведи себя в порядок. Умывальник там, за ширмой, — немного помедлив, добавила спокойным, усталым голосом: — Не переиграй, девочка… Слепые, они очень чувствительны ко лжи и к чужому настроению.