Наталья Уланова - Лиса. Личные хроники русской смуты

Тем временем проводница опустила ступеньки и встала в дверном проёме тамбура, загораживая дорогу рвущемуся спрыгнуть на ходу подростку — внуку бегущей по перрону пожилой пары. В глазах отпечатались наполнявшиеся ужасом и слезами глаза мамы…

Следующий эпизод занял считанные минуты, но потом, в силу сопровождавшего его стресса, почти начисто стёрся из памяти. Лиса смутно помнила, как они с сыном наспех поцеловали маму, обменялись с ней сумками с гостинцами, подхватили отца с двух сторон, и… по-бе-жа-ли…

На губах остался солоноватый привкус с маминых щек…

Мама перед этим плакала.

Опомнились они уже в купе, когда поезд, чертыхнувшись выпущенным из тормозной системы воздухом, тронулся с места.

Любопытствующие попутчики заслонили собой всё свободное пространство, и воздуха в маленьком закутке плацкартного купе не стало. А ведь хотелось дышать! Вернее, отдышаться.

Посыпались вопросы…

«Это твой папа?»

«Красивый, э»…

«Дай бог здоровья»…

«Слепой, да?»…

Проводница сама по себе, безо всякой просьбы, принесла чай, но от денег за него наотрез отказалась.

— Здравствуй, па! Мокрый какой… Давай, я тебя переодену! Ну, мама на тебя и напялила! Как на северный полюс…

Отец беспокойно задёргался и наотрез отказался что-либо с себя снимать. Ни одна из полудюжины последовавших друг за другом попыток не привела к положительному результату.

— Па, ну чего ты упрямишься? Ведь мокрый весь! Давай хоть пиджак снимем?

И так расшатанные нервы готовы были в любую минуту отреагировать на необъяснимую родительскую строптивость слезами. Слезами, в которых смешались жалость, любовь, нежность, отчаяние и долгая, очень долгая разлука.

Отец, судя по всему почувствовал всё это. Он придвинулся поближе, нащупал руками её голову, притянул к себе и зашептал в самое ухо. Громко зашептал:

— Там деньги… Мы собирали… Мне на операцию… Двенадцать тысяч… И документы все там. Не могу ничего снять. Ничего, мне не жарко. Ты не волнуйся, я так посижу. Лучше сумку разбери. Там всё свежее. Ещё горячее. Мамочка старалась…

Мамочка действительно постаралась… Неподъёмная сумка вместила в себя все горячие пирожки мира, а к ним в придачу котлеты, баклажанную икру, пластиковые бутылки с компотом и ещё массу всякой всячины. Вкусные запахи и ощущение домашнего уюта тут же наполнили собой купе и словно посадили рядом человека, чьи заботливые руки сотворили это чудо для людей, истосковавшихся за время пути по домашней пище.

«Мамочка, спасибо! Вкусно до невозможности! Оторваться нет сил!»

Еды и в самом деле было много. Позвали соседей. В узеньком пространстве между полками плацкартного купе стало ещё теснее. Теснее, но намного уютнее, чем в объятиях «виповских» услуг люксовских вагонов. Их назойливая реклама на огромном, проплывающем за окном, рекламном транспаранте, вызвала у Лисы лишь лёгкую ироничную улыбку — подумалось, что таких хороших людей, как её соседи, в «виповских» вагонах не встретить.

До цели путешествия добирались ещё три часа. Город, в котором жила хрупкая надежда, встретил бестолковой суетой ярко освещённого вокзала. Хоть бы всё получилось!..

Ловившая машину Лиса загадала, если первое остановленное такси окажется свободным, то и дальше всё пойдёт хорошо и всё у них получится.

Слепой отец… Ты опять взялся за то, что нуждается во внимании именно сейчас… Мама просто убивает своими словами. Стала такой беспощадной… Наверно это от накопившейся усталости.

Сказала, что уже всё. И, чтобы никто не смел даже расстраиваться.

Говорит: «Вот подумай, что он для тебя сделал? — Ничего! Ты всегда всего добивалась сама. Так чего тогда так убиваешься? Не надо».

И всё это таким спокойным голосом…

Алешке говорю: конечно, ничего… Только у меня всегда был папа. Мой «па», на которого я всегда хотела быть похожей. Именно он в голодное время, когда не было работы, чтобы прокормить нас всех, пошёл ремонтировать мусорные машины. Простым автослесарем. В эту вонь. И теперь это забыть?

Ладно… Сейчас опять расстроюсь в своём бессилии…

Вот так всегда. Кто тихо и молча тянет воз, те в тени. И, со стороны, они — никчемные люди… Представляешь, несколько раз звонила питерская сестричка. Доводила меня… Спрашивает: как думаешь, до двадцатого июля он не умрёт? Меня дождётся? А то я только тогда смогу приехать.

Падальщица. Отец жив, а она уже едет на похороны.

Алёшка, как услышал, так и замолк с широко вытаращенными глазами… Что мне теперь ему говорить? Что все люди разные? Что есть такие, кто смотрит на нас и наше горе, как на затянувшийся сериал? Сериал, идущий в неудобное время…

Утро следующего дня было пасмурным. Краем глаза Лиса косилась на обложившие небо низкие свинцовые тучи и радовалась, что отцу их не видно. Она старалась воспитывать в себе умение во всём находить позитив. Даже в плохом и неприятном, поскольку давно уже поняла, что без этого умения ей не прожить. Придерживая мерно вышагивающего родителя под руку, Лиса бодрилась, стараясь разговаривать с ним уверенным, наполненным оптимизмом голосом.

Не получалось.

Наверное, потому, что в голове было пусто, а на язык лезла всякая чушь.

Приём у врача. Пока без больного.

Разговор строится на прошлой устной договоренности.

— Здравствуйте, доктор… Я…

— А-а-а… Помню-помню… Здравствуйте! Я уже смотрел вашего отца… С год назад, правильно? Вы, помнится, иногородние? Где остановиться в этот раз нашли? Больной после дороги отдыхал? Вот и славно! — врач, взял принесённые Лисой документы и справки и, сверяясь с ними, стал быстро заполнять графы лежащего на столе фирменного бланка. — Вот вам направление и счёт. Пройдёте с ними сейчас в кассу, а завтра, с квитанцией и результатами обследования, милости прошу на операцию!

«Как всё просто и быстро!» — порадовалась Лиса. Глаза наполнились счастьем, благодарностью. Врач ответил спокойной доброжелательной улыбкой, затем снова взглянул на принесённые Лисой бумаги, и вдруг улыбка пропала с его лица, а взгляд изменился. В нём проскользнула тень какого-то сомнения, какой-то вполне явственно читаемой неуверенности:

— Впрочем, нет. Пока, пожалуй, не платите… Знаете что? Привезите-ка мне больного завтра, поближе к обеду, и я его ещё раз посмотрю. Мало ли, куда зашёл процесс — всё-таки целый год прошёл…

Но человеку свойственно верить в своё везение, в свой шанс, в счастливую звезду. Тревожные изменения в поведении доктора остались незамеченными.