Франсин Риверс - Сад Лиоты

Нет, я бы не сказала.

Она услышала бой старинных часов внизу. Четыре часа утра. Ей уже не заснуть, можно и не пытаться. Скоро все равно вставать. Она выскользнула из-под одеяла и накинула халат.

Зажженные в гостиной елочные огоньки отбрасывали мягкие блики на лестницу, перила которой она украсила сосновыми ветками, добавив к ним красных ягод. Получилось очень красиво, а сосна наполнила дом хвойным ароматом. На каминной полочке великолепно смотрелись перевитые шелковыми лентами ветки сосны и как будто выраставшие из них красные, зеленые и белые свечи. Даже профессиональный декоратор не сделал бы лучше.

Ее композиция была совершенством и не уступала по красоте витрине какого-нибудь магазина.

Все это показуха. В ней нет смысла.

А для Энни Рождество всегда имело смысл.

Нора вспомнила последнее сообщение дочери, записанное на автоответчик. Она помнила каждое слово, словно и не стирала эту запись.

«Мы прекрасно ладим. Мы очень хотим, чтобы ты как-нибудь зашла к нам в гости… Ты же знаешь, мы всегда рады тебе, мама».

Мама. Не мать. Она назвала меня мамой.

И произнесла это слово с такой нежностью.

Нора пошла на кухню и принялась молоть свежие кофейные зерна лучшего сорта, потом сварила яйцо и подогрела в микроволновке круассан. Ей показалось, что в комнате с большими стеклянными дверями было прохладно, и она включила обогреватель. Подсев к окну, Нора принялась разглядывать через стекло идеально подстриженный газон, искусственные сосенки, удобренную и взрыхленную землю, подготовленную для посадки. Весной ее дворик станет похожим на парк.

На парк, который посетители, прогулявшись, покидают, а не на сад, где они восстанавливают свои силы. На парк, куда люди могут попасть, пройдя через дом с разрешения хозяина… а не на сад, куда соседи могут прийти, воспользовавшись калиткой.

Нора закрыла глаза и вспомнила, как из окна кухни она когда-то смотрела на свою мать: та сидела на корточках и копалась в земле.

Как ужасно теперь видеть ее такой бледной, такой растерянной, измученной и слабой.

Солнце разбросало по небу розово-оранжевые лучи. Часы в гостиной пробили семь. Куда уходит время? Годы борьбы, бесконечная череда неприятностей, которые нужно пережить, постоянный поиск гармонии, стремление к совершенствованию и достижению цели…

«Ты же знаешь, мы всегда рады тебе, мама».

Мама. Она ухватилась за это слово, как за спасательный круг. Мама.

В восемь утра Нора позвонила по телефону дочери и спросила, осталось ли в силе ее приглашение.

Ну, конечно, осталось.

Утром накануне Рождества служба доставки принесла адресованные Лиоте Рейнхардт две коробки, присланные Джорджем и Дженни. В коробке, что была побольше, лежал видеомагнитофон.

— Что это? — озадаченно спросила бабушка Лиота, глядя на подарок. Энни объяснила ей.

Во второй коробке они нашли записку от Дженни: «Мы очень сожалеем, что не сможем встретить Рождество с вами. Надеемся, вам обеим понравятся эти фильмы. С любовью, Дженни, Джордж, Маршалл и Мици». Коробка была заполнена видеокассетами: «Колокола Святой Марии», «Юг Тихого океана», «Король и я», «Касабланка», «Пригоршня чудес», «Бен-Гур», «Чудо на 34-й улице» и «Рождественская сказка».

— Настоящий клад, бабуля. Какой фильм ты хочешь посмотреть первым?

— Выбери сама.

Когда Энни стала подключать видеомагнитофон к старенькому телевизору Лиоты, она обнаружила, что у него нет нужного разъема. Сколько может стоить новый телевизор? Не больше нескольких сотен долларов, но даже их у бабушки не было.

— Ой, бабуля, прости. — Энни так не хотелось, чтобы этот день принес разочарование. — Я не знала.

Лиота улыбнулась перекошенным ртом:

— Ничего страшного, у меня никогда не было такой штуки, так что вряд ли я стану по ней скучать. Кстати, хорошая мысль.

Энни, расстроенная настолько, что не могла говорить, лишь кивнула в знак согласия. С тех пор как она переехала жить к бабушке, ни разу не вставал вопрос о современной технике. Отсутствие посудомоечной машины ее не огорчало: не так уж много грязной посуды оставляли после себя два человека, но вот бабушкина стиральная машина и сушилка были старше самой Энни. Ей целый день пришлось потратить на прочистку воздушного клапана сушилки. Она благодарила Бога, что забитый пухом клапан чудом не загорелся и не спалил весь дом. Кроме этого, она насчитала немало хозяйственных дел, которыми надо было заняться безотлагательно. Труба под раковиной на кухне протекала, и водосток на крыше не пропускал дождевую воду, потому что водосточная труба была забита сухими листьями. Одна ступенька на заднем крыльце совсем прогнила, а это значило, что в доме бабушки Лиоты вполне могли завестись муравьи. Нужно было перекрыть крышу, Энни заметила на потолке спальни образовавшееся от влаги пятно.

Энни не хотела ничего говорить бабушке, чтобы лишний раз не волновать ее. Или, чего доброго, ей могло бы показаться, что Энни проявляет недовольство, а не заботу. Если нужно что-то починить, она сделает это сама, не беспокоя бабушку Лиоту.

Господи, помоги мне не огорчаться из-за мелких неприятностей. Ничего, что не работает новенький бабушкин видеомагнитофон. Прости, что я расстраиваюсь по таким пустякам. Бедные дядя Джордж и тетя Дженни. Они потратили уйму денег на вещь, которой бабушка Лиота не сможет воспользоваться, в то время как пятиминутный телефонный разговор с ними доставил бы ей куда больше удовольствия.

Энни тряхнула головой, пытаясь отогнать эти мысли, и понесла на подносе горячий шоколад и печенье в гостиную. Поставив поднос перед бабушкой, она села в мягкое кресло, подобрав под себя ноги, и сделала глоток из своей чашки.

В три часа позвонил отец Энни.

— В этом году я поздно отправил подарок. Ты получишь его только через пару дней. Хочешь узнать, что я тебе приготовил?

— Мне понравится любой.

— Очень уж ты неприхотливая, Энни. Как поживает Лиота?

— Очень хорошо.

— А ты как? Наверное, совсем замоталась?

— Нет, что ты, мне помогает Корбан. Я говорила тебе о нем.

— А твоя мать? От нее ты видишь хоть какую-нибудь помощь? — Пока Энни молчала, лихорадочно придумывая, что следует ответить, чтобы не выставить маму в невыгодном свете, отец с сарказмом произнес: — Не бери в голову, Энни. Я сам прекрасно ее знаю. То, чем она не может управлять, она списывает со счетов, как понесенные ею убытки.

— Папа, как ты можешь так говорить…

— Прости, милая. Я ведь уже много раз говорил тебе об этом.

— Как Моника?

— Не знаю. Я не видел ее с тех пор, как она уехала.

О, Боже.

— И когда это произошло?

— В прошлом месяце. Разве я не говорил тебе?