Нина Анненкова-Бернар - Бабушкина внучка

С этого вечера Ненси не переставала надоедать бабушке относительно данного ей обещания. Старуха не знала, как быть? Ехать самой она считала неловким и для себя унизительным. Одна оставалась надежда — встретиться в церкви, находившейся в имении Марьи Львовны, куда съезжались в обедне все более или менее богомольные соседи-помещики. Хотя пришлось бы идти на знакомство первой и в этом случае, но церковь как-то примиряла с этою мыслью Марью Львовну. В церкви все-таки будто не так неловко; тем более, что церковь принадлежала ей.

Но судьбе было угодно распорядиться иначе, и желанию Ненси суждено было исполниться совсем не по плану, намеченному бабушкой.

В один из жарких августовских дней, — таких, когда солнце печет, как будто предупреждая, что это его последние греющие землю лучи, перед долгой разлукой его горячие прощальные поцелуи, — бабушка была занята расчетами и хозяйственными соображениями, а Ненси, захватив книгу, которую никак не могла одолеть, отправилась в лес искать красивого тенистого уголка, где можно было бы, усевшись под деревом, почитать и помечтать. Бродя в раздумье, она увидела небольшой песчаный обрыв, усеянный кустарником и молодым ивняком; на дне обрыва лежали большие серые камни, а возле них протекал ручей.

— Вот здесь усядусь, — подумала Ненси, наметив самый большой камень у ручья, и стала уже спускаться, как вдруг остановилась. На одном из уступов обрыва, совершенно закрытом зеленью, лежал он — бледный, худощавый юноша-музыкант — и что-то торопливо писал на небольших длинных листках нотной бумаги.

Ненси овладело детское, шаловливое чувство: она тихо, бесшумно подкралась к пишущему.

— Что вы тут делаете? — окликнула она его с звонким смехом. — Забрались в чащу, и думаете, что вас никто не видит… А вот я и увидела!

Юноша вздрогнул, инстинктивным движением рук прикрыл листки бумаги и, увидев перед собою озаренную солнцем прелестную фигурку хорошенькой девушки, с длинными, ниспадавшими по плечам золотистыми волосами — покраснел и растерялся. Ненси стало от этого еще смешнее: ее забавлял растерянный, сконфуженный вид знакомого незнакомца.

— Позвольте представиться — я ваша поклонница. Ведь вы артист, а я… ваша поклонница.

Юноша встал, хотел поклониться, но в это время листки нот от его движения рассыпались и полетели, один догоняя другого, вниз, к ручью. Юноша что-то пробормотал и бросился за ними вдогонку; но Ненси опередила его и, покрасневшая, слегка запыхавшаяся, передала ему листки, когда он достиг ручья.

— Благодарю вас… благодарю… — лепетал он, неловко кланяясь.

Высокого роста и худой, он был угловат в движениях.

— Сядемте вон на тот камень, — пригласила его Ненси. — Я к нему и подбиралась.

Когда они уселись, Ненси с любопытством окинула взглядом все еще сконфуженного, не знавшего куда, девать свои руки молодого человека, и лицо его ей очень понравилось. Оно было правильной овальной формы, с тонко-очерченными носом и ртом, с близорукими большими темно-серыми выразительными глазами и высоким, необыкновенной белизны, прекрасным лбом, с сильно развитыми на нем выпуклостями поверх густо-соболиных бровей. Руки его были несколько велики и некрасивы, но Ненси вспомнила, что это руки музыканта, и простила им их некрасивость.

— Как ваша фамилия? — спросила она юношу.

— Мирволин.

— А моя — Войновская; видите, как смешно: война и мир. А как вас зовут?

— Юрий.

— А меня Ненси… т.-е. не Ненси — Елена, но я так уж привыкла, и Ненси красивее… А как ваше отчество?

— Николаич.

— А мое — Сократовна. Видите, как уморительно: Ненси Сократовна… Но вы меня зовите просто — Ненси… так все меня зовут. Вам сколько лет?

— Девятнадцать.

— А мне чуть-чуть что не шестнадцать… Вот будет через две недели… Тогда я буду уж Сократовна, а не просто Ненси… А вы что делали сейчас?..

Юрий вспыхнул и ничего не ответил.

— Нет, вы признайтесь мне, не бойтесь… Я никому, никому не скажу.

— Я… я писал… сочинял, — ответил он, запнувшись.

— Ах, вы и сочиняете… Вот вы какой талант!.. И у вас больше к чему влечение: к грустному или к веселому?

— Т.-е., как это?

— Ну, что вы больше любите?.. Вот я — я больше люблю грустное, и даже когда вокруг весело — мне делается часто грустно… А вы — вы любите веселое?

— Нет, тоже больше, пожалуй, грустное… в поэзии; а в музыке я люблю все.

— Вот, когда вы играли… Ах, как вы играли!.. Я никогда не забуду… Мы ехали мимо — я остановила кабриолёт, и мы все время стояли, пока вы играли…

Юрий зарделся.

— О, Боже мой, зачем? Если бы я знал, я ни за что не стал бы играть.

— И очень глупо! — наставительно произнесла Ненси. — А если бы у меня был талант, я поставила бы рояль на площади самого большого города и стала бы играть… Со всего мира приходили бы толпы народа, чтобы слушать меня и наслаждаться.

— Но я еще не музыкант! — глубоко вздохнул Юрий, — и чтобы играть, по настоящему, я должен еще много, много учиться.

— Послушайте… знаете что? Пойдемте сейчас к нам. Вы будете мне играть… все… как тогда… Шопена и Бетховена, и «Warum»… Ах, этот чудный «Warum»!

— А вы любите и знаете музыку? — оживился Юрий.

— Да, я училась и знаю, но я сама играю плохо, — небрежно ответила Неиси. — Но не в этом дело… Пойдемте сейчас к нам!

— Нет, как же это… вдруг… Не знаю, право…

— О, да какой же вы трус!.. Пойдемте!.. Ведь мы живем только вдвоем — бабушка и я… Меня вы, верно, не боитесь, — лукаво усмехнулась она, — а бабушка…

— Вот ваша бабушка… Она скажет… Неловко… я не знаком.

— Бабушка моя предобрая. Я очень люблю мою бабушку. Что я хочу — то и она хочет; что я люблю — то и она любит… У нас есть старуха, скотница… Она мне попробовала было рассказывать, что бабушка прежде была злая, но я велела ей сейчас же замолчать… И не поверю никогда!.. Кто любит музыку, картины и цветы, как бабушка — не может быть злым… Это неправда!

Юрий слушал с восторгом ее мелодический, юный голосок. Эта девочка с золотистыми волосами, говорящая так горячо, так просто, смелая, наивная и прелестная, казалась его восторженной душе каким-то чудным видением, лесной, явившейся ему в солнечных лучах феей.

Не прошло минуты, и он уже следовал за ней по направлению в усадьбе.

Бабушка покончила со счетами и ожидала Ненси к завтраку, в большой прохладной столовой. Несмотря на то, что их было всего две — стол сервировался очень парадно и им прислуживали два лакея в белых перчатках. Один из них старик — еще из бывших дворовых, другой — молодой, выписанный, по случаю приезда барыни, из города.

Ненси ввела Юрия за руку, почти силой. Он не ожидал, что попадет в такие хоромы, и чувствовал себя крайне неловко.