Татьяна Лыжова - Исповедь проститутки

* * *

Утром следующего дня Исаенко уже был у полковника Симоненко и пытался убедить его разрешить им со Скворцовым провести своё независимое расследование по делу Ксении Бондарь и Игоря Плетнёва.

– Не понимаю, дорогой Борис Витальевич, зачем тебе это надо, – говорил Симоненко. – Ведь этим делом уже занимается прокуратура.

– В том то и дело, что ничем там не занимаются, – говорил Исаенко. – Уже больше месяца прошло, а у них ничего не движется. Да мы со Скворцовым за один только вчерашний день нарыли по этому делу больше, чем они за полтора месяца. Ведь очевидно же, что там и не собираются ничем заниматься. Не знаю, по какой причине, можно только догадываться.

– Откуда у вас информация о скрытых камерах? – поинтересовался Симоненко.

– Да так, сорока на хвосте принесла, – отшутился Исаенко. Он умышленно скрыл имя их помощницы Элины Владиславовны, из осторожности.

– А если серьёзно? – не отступал полковник.

– Ну а если серьёзно, то это чистая случайность, везение, – ответил Исаенко. – Решили проверить, на всякий случай, и тут такая удача.

Удовлетворил ли полковника Симоненко этот ответ или нет, но он не стал больше выпытывать.

– Товарищ полковник, прошу вас, разрешите нам … – начал опять Исаенко.

– Чего ты, собственно, от меня хочешь? – спросил Симоненко. – По-моему, вы уже занимаетесь своим расследованием, и намерены продолжать независимо от того, что я сейчас тебе отвечу. Ведь так?

Исаенко виновато улыбнулся.

– Что ты мне тут глазки строишь? – хмыкнул Симоненко. – От меня-то чего вам надо?

– Разрешение на изъятие материалов со скрытых лифтовых камер, если потребуется официальный запрос, как в случае с «Оберегом», – сказал Исаенко.

Симоненко колебался ещё какое-то время, а потом дал-таки своё согласие.

Следующие несколько дней Исаенко и Скворцов занимались поисками нужного агентства без названия и, в конце концов, исколесив чуть ли не весь Киев, нашли искомый адрес. Затем последовала процедура изъятия видеоматериалов с камер, подобная процедуре в «Обереге». И вот, наконец-то, длительные, утомительные поиски увенчались успехом: Исаенко держал в руках диск с ценными записями.

Вечером, в конце рабочего дня, чтобы никто не мешал и не отвлекал, Исаенко вместе со Скворцовым закрылись в своём кабинете и включили долгожданное «кино».

С первых же секунд всё стало ясно и окончательно открылось.

– Смотри, Женя, смотри внимательно, – твердил Исаенко. – Нельзя пропустить ни малейшей детали. Вся надежда на эти двадцать секунд, пока Плетнёв был один и, как он был уверен, без посторонних глаз.

– Угу, – буркнул Скворцов, внимательно глядя в монитор.

В обозначенное время на экране появился Плетнёв, держа в руках бесчувственную Ксюшу. Картинка словно повторялась с камеры парадной. Плетнёв крепко держал девушку за талию, её голова лежала на его плече. Камера была расположена под таким удачным углом, что в неё было видно всё пространство лифтовой кабины сверху донизу и до противоположных стен.

Двери лифта закрылись. Исаенко и Скворцов прилипли к монитору и напряглись. Они словно проникли внутрь и незримо находились сейчас рядом с Плетнёвым. Они не издавали ни звука, ни малейшего движения, и пристально следили за каждым движением Плетнёва. Вот он сосредоточенно смотрит куда-то сквозь пространство, напряжённо размышляя о чём-то. Тяжёлая ноша оттягивает ему руку. Девушка безвольно лежит в крепких объятиях, её руки свисают вдоль тела, голова по-прежнему лежит на плече Плетнёва. Лица девушки не видно.

Скворцов с Исаенко инстинктивно придвигаются ещё ближе, утыкаясь носами прямо в экран и чуть ли не загораживая друг другу обзор. В воздухе повисло напряжение.

И вдруг, видимо, лифт приближался к отметке первого этажа, Плетнёв решил перед выходом устроить девушку поудобнее в затёкших руках, и слегка подбросил её, словно куклу или ребёнка. В этот момент голова её скатилась с его плеча и резко откинулась назад, открыв на несколько секунд лицо. Скворцов передёрнулся. Он увидел мертвенную бледность на этом молодом красивом лице. Словно маска смерти запечатлелась на нём и навечно отпечаталась в застывших чертах и полуприкрытых глазах. Но самое главное, что увидели коллеги – это кроваво-синие отпечатки пальцев рук на горле девушки. Их было чётко видно на открывшейся шее. Именно такие следы остаются вследствие удушения руками – за свою практику Исаенко неоднократно видел подобные отметины на шеях жертв.

– Ты видел, Женя? Ты видел?! – вскричал Исаенко. – Останови скорее! Промотай назад. Нет, ты видел? Вот оно! Вот, наконец-то, мы увидели это. Она мертва. Она уже мертва, задушена! И никуда он её не провожал. Все его показания, от первого до последнего слова, ложь! Он задушил её в квартире, а потом отвёз труп за город и оставил в снегу. Это он, Плетнёв, убил Ксению Бондарь. Мы раскрыли это дело!

Исаенко ликовал. А Скворцов смотрел на монитор, и ужас охватывал его. Там зияло бледное мёртвое лицо молодой девушки, задушенной полчаса назад, не успевшей позвать на помощь, не сумевшей вырваться из железного обруча сдавивших её в смертельной хватке рук, и так безвременно, так нелепо погибшей.

Вторую ночь напролёт Исаенко не выходил из своего кабинета. Он отпустил Скворцова домой, а сам снова и снова прокручивал записи, в сотый раз просматривая один и тот же кадр. Он критически смотрел с разных позиций и ракурсов, стараясь скептически подойти к изображению: а вдруг всё-таки можно принять девушку за мертвецки пьяную, а следы на горле – принять за упавшую от в о рота тень? Но с каждым новым просмотром все его скептические придирки отпадали. Сомнений быть не могло: девушка на этом кадре мертва. И только слепой не увидит этого.

Утром Исаенко позвонил адвокату Прохорову. Затем пошёл к полковнику Симоненко за очередным запросом в «Оберег» – взять ещё один экземпляр копий с камер наружного наблюдения, чтобы вместе с Прохоровым и Скворцовым постепенно всё «слепить до кучи», как он выразился.

А вечером в его кабинете раздался телефонный звонок. Исаенко поднял трубку и услышал незнакомый низкий голос.

– Следователь Исаенко, Борис Витальевич? – услышал он вопрос.

– Да, слушаю, – ответил Исаенко. – С кем я говорю?

– Моё имя вам ничего не скажет, – ответили ему. – Называйте меня «Доброжелатель», если вам так угодно.

Начало беседы уже не понравилось Исаенко. Но он решил выслушать до конца. Он спросил:

– И чего же вы хотите, Доброжелатель?

– Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, – сказал тот после паузы. – Я действительно желаю вам добра, поэтому хочу предостеречь. Вам может угрожать опасность.

– Послушайте, Доброжелатель, я не боюсь вас и ваших угроз, – резко сказал Исаенко.