Георгий Левченко - Сон разума

– Да-а, вы, видимо, мало собеседников имеете, да и мы с Катенькой тоже. Простите, что за прямой вопрос, но вы, кажется, жизнью своей не очень довольны?

– Вы думаете, бывают те, которые полностью довольны своей жизнью? Всегда ведь хочется того, чего не имеешь, особенно обидно бывает из-за мелочей, а чуть поумнее человек окажется, так на себя же за такие желания раздосадует. Короче говоря, куда не кинь…

– Надо просто знать, чего хочешь, – поёрзала на стуле Екатерина Андреевна, – и по возможности не усложнять и не фантазировать, иначе счастливым не будете.

– Ну, это уже другая и очень обширная тема, а нам пора. Жаль, только разговоришься с интересным человеком, темы общие найдёшь, а уж и прощаться приходится. Если бы нам с вами, Фёдор, почаще и подольше пообщаться, как вы думаете? – и г-н Саврасов вопросительно посмотрел ему прямо в глаза, едва различая их в слабом свете затрапезных парковых фонарей.

– Я думаю, это не проблема.

– Хорошо, и последнее, точнее, предпоследнее, насчёт дачи. Вы не хотели бы её зарезервировать на следующий год? Понимаю, что об этом рано говорить, но всё-таки? – судя по всему, им не часто удавалось её сдавать.

– Я не знаю, что будет в следующем году.

Настаивать и навязываться Михаил Иванович не посчитал для себя возможным, на чём они и разошлись, условившись, что через месяц он сам заедет к Фёдору домой (адрес прилагался) и заберёт ключи. Короче говоря, оба с удовольствием предвкусили предстоящий разговор, горячо и слишком долго пожимая друг другу руки.

– И последнее. Там есть одно местечко, на любителя, правда, но вы туда обязательно сходите, мне кажется, оно вам понравится, несколько нелюдимо, но очень красиво.

Идя домой по тёмной безлюдной улице, Фёдор решил взять в поездку только самое необходимое, тем более, что хозяева настаивали на наличии практически всех удобств в его будущем жилище. Проснувшись утром, он первым делом вспомнил вечерний разговор с Михаилом Ивановичем: «Да уж, анекдотец вышел», – однако неожиданно осознал, что если бы раньше сильно расстроился из-за не в меру откровенной беседы хоть и с давно знакомым, но не очень близким человеком, начал опасаться бог весть чего, то теперь ему было абсолютно безразлично – пусть есть, как есть – мог себе позволить.

Все «необходимые вещи», тем не менее, еле уместились в большой рюкзак, купленный бог знает когда, очень пёстрый и не шедший к его ухоженному внешнему виду, однако то, что они после получаса мучений с расходящейся молнией всё же поддались этому формообразующему фактору, Фёдор посчитал за некоторое достижение на пути отказа от мелочей в жизни. Вокзальный шум, грязь и запахи производят весьма болезненное впечатление на человека, который давно с ними не сталкивался, но перетерпеть их было необходимо, просто закрыться и перетерпеть, особенно неопрятную людскую толчею. Однако в добавление ко всем неприятным ощущениям, охватившим его вдруг и полностью с самого начала путешествия, он неожиданно, только-только почувствовав, что более или менее привык и что хотя бы половина его мучений позади, поскользнулся на входе в вагон электрички. Брезгуя прикоснуться к чему-либо, даже к билету, Фёдор обеими руками лапал грязный пол пригородного транспорта, по которому кто только не прошёлся, чем вызвал злобные неприкрытые насмешки. Поднявшись с дурацкой улыбочкой на красном лице и стараясь не смотреть по сторонам, он взял за обе лямки свой смешной рюкзак, перелетевший в момент падения ему через голову, и потащил его по проходу между сиденьями, выискивая угол неприметнее, чтобы туда забиться, ощущая во время этого процесса невыносимую неловкость и бессилие. Видок, конечно, у него был жалконький, оделся он совсем неподходяще, в тонкие бежевые брюки и дорогую светлую куртку, что ярко выделялось на фоне серовато-зеленовато-желтоватых обносков подавляющего большинства присутствовавшей в вагоне публики, даже претензия на простоту в поношенных лёгких полуботинках чёрного цвета шла ко всему образу как корове седло. Таких, каким он выглядел, сердобольные деревенские бабы очень любят брать под свою опеку. В конце концов Фёдору с успехом удалось найти укромное место у окна и, не смотря ни на кого, стараясь избежать всяческих встреч глазами и не только по причине неловкости, но и нежелания общаться со случайными людьми, вперился в него взглядом. Мелькающий пейзаж, один и тот же, но каждое мгновение новый, отвлёк от недавней неприятности, от гнетущего ощущения брезгливого долженствования находиться здесь, и вскоре он впал в задумчиво-мечтательное состояние, тихое и светлое, убаюкиваемое мерным стуком колёс, в котором и пробыл до конца пути. Ни о чём особенном Фёдор не помышлял, в его голове лились уже много раз обмусоленные мысли о жизни, любви, неудаче; между делом он вскользь отметил, что никогда ещё так не ценил ни одну женщину, поскольку никогда не питал иллюзий о чьей-либо идеальности, порождаемых чувством влюблённости. Этот вывод его ненадолго заинтересовал, но особого внимания всё-таки на себя не отвлёк, а связался с другими и в очередной раз был оставлен для более глубокого обдумывания в подходящее время.

Выйдя на перрон сельского полустанка и вспомнив подробнейший рассказ Михаила Ивановича, в каком направлении следовало идти, Фёдор на мгновение ощутил ни чем не объяснимый страх, смешанный с тем, что можно назвать плохим предчувствием, но вскоре его острота несколько притупилась. Вместе с ним вагон покинуло человек 5-6, но они быстро разошлись, а электричка прогремела дальше, пока тот опять возился с рюкзаком, несколько раз безуспешно пытаясь накинуть его на плечи, безуспешно из-за того, что делал это максимально осторожно, поскольку молния начала расходиться, и теперь он стоял совершенно один посреди железнодорожных путей в незнакомой местности и чувствовал себя потерявшимся ребёнком.

Следующая проблема заключалась в том, что идти пришлось по обычной просёлочной дороге без малого 3 километра, к тому же ночью тут прошёл сильный ливень (обошедший город стороной), почему грязи было по щиколотку, а лужи аккуратно располагались через каждые 2-3 метра. Радости в такой прогулке заключалось немного, однако несколько развлекал вид весело зеленеющих полей, перемежающихся густым еловым лесом; отсутствие вокруг людей пришлось кстати – в конце концов Фёдору и самому стал смешон его внешний вид, в особенности элегантные брюки, ставшие теперь по колено мокрыми и в грязи, прилипавшие к ногам при шаге вперёд и отстававшие с громким шлепком. А когда через час хода за поворотом длинной просеки показались редкие дачные домики, окончательно рассеялся и внезапно охвативший страх, всё встало на свои места и он видел ровно то, чего ожидал. Ещё несколько сот метров, и Фёдор уже с трудом ворочал огромный ключ в замке невысокой железной калитки в воротах нужного дома; вокруг было не то чтобы совсем уныло и пустынно, но человек, стоящий на разбитой дороге у больших неприветливых ворот, всегда выглядит одиноко.