Георгий Левченко - Сон разума

Первой его мыслью при входе в дом было то, что у него и хозяев оказались разные представления об удобстве. «Ну и холупа… Видимо, тоже сам строил», – подумалось ему. Обстановочка была весьма и весьма скромной, если не сказать убогой, впрочем, электричество и газ присутствовали, только воду приходилось вручную таскать из колодца на чердак и заливать в специальный (кстати сказать, очень ржавый) бак литров на 30, сваренный явно кустарным способом из листов тонкой жести, откуда та поступала (по таким же ржавым) трубам в кран на кухне и подобие душа, для которого приладили старую колонку. Внутри дома оказалось сыро и прохладно несмотря на весьма тёплую погоду снаружи, чувствовалось, что в нём никто постоянно не проживал, везде лежал тонкий слой пыли, особенно на разнокалиберной, реденькой, плохонькой, потасканной мебели из той, которую всё-таки жалко выбросить, когда покупаешь новую, однако необходимый комплект из стола и трёх табуреток на кухне, двух кроватей, нескольких шкафов и тумбочек в комнатах из неё составлялся, так что привередничать не стоило. Сам домик выглядел вполне типично: одноэтажный, кухня с душевой кабиной, огороженной тонкими белыми пластиковыми панелями, и всего 3 комнаты да прихожая, довольно обширная, которую вполне можно было посчитать за четвёртую, если бы в неё не выходили двери из других помещений; в каждом из них на улицу смотрело по одному окну; планировка явно не блистала оригинальностью. Оглядевшись вокруг, Фёдор решил поселиться в той комнате, которая находилась чуть правее от входа, прямо возле кухни (та была крайней справа), тем более что там стояла одна из двух кроватей и самый большой шкаф, покрытый тёмным лаком, тяжёлый, из настоящих досок, на кривых коротких ножках.

Сел, несколько минут посидел на скрипучем пружинном матрасе, первое впечатления от нового жилища начало сменяться другим – всё оказалось хоть и весьма скромным, но в то же время опрятным, на полу лежали потёртые чистые половички, на окнах висели белые занавески, от коих веяло теплотой и уютом, впрочем, очень-очень простенькими. Вдруг, после пары минут безмолвного созерцания он встрепенулся от вполне обыкновенного звука: на стене соседней комнаты тикали дешёвые пластиковые часы – наверно, когда уезжали прошлые наниматели, они забыли вынуть из них батарейку; те отставали на один час, из чего можно заключить, что предыдущие съёмщики жили здесь более трёх месяцев назад. Войдя в кухню, Фёдор с весёлой ухмылкой заметил, что вдобавок ко всему из удобств имелась старая-престарая стиральная машина и такой же холодильник, который, как ни странно, сразу же с шумом завёлся и начал внутри себя чем-то перетекаться, как только он вставил вилку в розетку. В конце концов, натаскав воды и небрежно смахнув пыль со стола и табуретки на деревянных ножках, подтверждавшей всем видом сомнения в своей прочности, новоиспечённый дачник сел поглощать пищу, которую специально захватил с собой, чтобы в первый день на новом месте не отвлекаться на приготовление еды, после чего с плотно и всухомятку набитым животом решил, что на сегодня впечатлений ему хватит и ничего более делать не стал, правда, лёгкий след обжитости всё же успел упасть на это полузаброшенное место.

Однако вечером, после дневного сна в мокрой одежде, во время которого Фёдор серьёзно продрог, и без бытовых хлопот у него нашлось, чем заняться. У таких как он узко образованных людей, ищущих, но не находящих, есть несколько книг, которые они всю жизнь божатся себе прочесть, полагая, что в них изложена если не конечная истина, то хотя бы прямой путь к ней, однако так обычно и не сподобливаются на сие до самой старости, скорее всего, от лени, отговариваясь нехваткой времени и т.п. Но самое печальное в этом то, что в конце концов, после знакомства с вожделенными произведениями, подобные люди либо не чувствуют никакого удовлетворения от прочитанного, либо ощущают не то удовлетворение, которое ожидали получить, вследствие чего начинают досадовать или на себя за свои иллюзии, или на окружающий мир, что он оказался таким, каков есть. Сейчас Фёдор достал из рюкзака одну из четырёх привезённых с собой именно таких книг и начал со скрипом шевелить мозгами, не понимая пока ни строчки.

И это не только с непривычки – ему нравилась перемена места, он чувствовал, как всё недавно пережитое постепенно отдаляется, затуманивается, теряет значение, будто проходит опасная болезнь, лихорадка, и постепенно наступает выздоровление, сопутствуемое избавлением от её ярких, но крайне спутанных, бредовых образов. «Казалось бы, разговор князя был самый простой…» – а думалось о совершенно постороннем, в голове у Фёдора роилось множество мыслей, новых ощущений, почти здоровых, почти цельных, хотелось ими увлечься, но, странное дело, как только он отводил взгляд от страницы, те разом исчезали, рассеивались как дым и оставалась одна незаполненная пустота, ни твёрдой формы, ни определённого содержания у них не было и появлялись они лишь как следствие, а не сами по себе. Когда стемнело, в забытье льющихся в голове слов, напрягая изо всех сил глаза, не догадываясь включить свет, он дерзнул тихо ухмылиться всем прошедшим переживаниям, но не зло, снисходительно, ему начала нравиться чистота и детская наивность его чудаковатой страсти, а в особенности то, что за ней стояло неотступное стремление к непременному исполнению, причём любой ценой. Ну как можно было быть таким наивным?! Можно сказать, что он только-только стал открывать для себя ровно тот же мир, начиная свою жизнь, – и не заново, но вообще начиная.

09.06 Снял дом за городом, честно говоря, совсем за городом, полнейшее захолустье, и надо же было забраться в такую глухомань?! Ко всему ещё и простыл дорогой – такая досада. Мечта!.. ничего не скажешь. Правда, я сам хотел здесь очутиться, так что нечего роптать. Вот она реализовалась и принимай её такой, как есть, безо всяких прекрас и натужного размаха, о котором и говорить смешно, а то, что в итоге получилось столь непрезентабельно – уж как вышло, значит не прав оказался, раньше надо было думать. Хотя, может, и прав, мне же не именно этого хотелось: пусть уединение, даже не без убожества, но с подкладкой, чтобы в нём присутствовала свобода без условностей, чтобы самим собой быть и делать то, чего хочется лично мне, мне самому, а не обязанности исполнять. В конце концов первые впечатления схлынут, и я стану ждать удовлетворённости, придёт – хорошо, не придёт – начну искать что-нибудь другое, а лучше бы просто обо всём забыть – что сделано, то сделано – надо радоваться имеющемуся. К тому же в этом месте есть большое преимущество – оно напрочь отбивает любые романтические чувства, истончённость ощущений, здесь всё сурово и непосредственно. Не исключено, что в итоге докачусь и до танцев в сельском клубе (или что тут у них?), и до пьяных драк. Вот будет потеха! (Видать, сильно задело меня убожество воплощения моей юношеской мечты, что я так разъёрничал.)