Георгий Левченко - Сон разума

А ведь между тем странно, что именно сейчас в характере появились необдуманные крайности, не пагубные, но несколько экзотические. Они будто раскачивают его из стороны в сторону, желая вызвать неуместную реакцию, но я всегда умею вовремя остановиться, так что всё оказывается просто понарошку. При этом одни вещи видятся размыто, по преимуществу те, насчёт которых давно утвердился во мнении, какие-то ограничения неожиданно исчезают, и бессознательно следуешь любому призыву сердца, не замечая неуместности его порывов до тех пор, пока они не переходят грани между действительностью и твоим внутренним миром. И однако же кое-что становится столь очевидным, что с досадой удивляешься, как ранее этого не замечал, а иногда даже и самая суть ускользает от тебя, и ты вполне отдаёшься одному впечатлению, любуясь его внешними ясностью и простотой. Например, приехав сегодня на работу, я долго и рассеяно просматривал документы, о чём-то поспорил с секретаршей, а потом, подняв глаза от монитора и взглянув в открытое настежь окно, будто увидел пейзаж одного из голландских художников XVI-XVII вв. Я не имею в виду дома, их крыши, улицы, наполненные людьми и машинами, а, скорее, форму всего этого, сочетание и симметрию, которые, видимо, сохраняются неизменными, как неизменными остаются небо, плывущие по нему облака, свет Солнца, стягивающиеся к горизонту и образующие единое органичное целое так, что в каждой его чёрточке ощущается подчинённость общему ритму. Возможно, рассуждения о гармонии целого слишком размыты, чтобы считаться с ними, но я открываю его для себя только сейчас, чем покамест и наслаждаюсь, отыскивая закономерности, понятные только мне одному, не ощущая никакого желания с кем-то делиться. Конечно, сие эгоизм, даже злорадный эгоизм, презирающий всех вокруг, но и его я сознательно и с лёгким сердцем себе позволяю, потому что не знаю, будут ли мои открытия иметь значение для кого-нибудь другого. Даже с близкими не хочу делиться, поскольку насчёт них точно уверен, что они меня как раз таки не поймут, а вот беспокойства будет много. Тема тёмная, к тому же я захожу куда-то не туда, волнение окружающий здесь ни причём, в ней много нового, непонятного, а сейчас достаточно просто запомнить её внешнюю форму.

И ещё о вещах. Пытаясь достигнуть цельности в каком-либо деле, я постоянно рассыпаюсь в ничтожных мелочах, стараясь уловить общий смысл, направление, у меня никак не получается собрать воедино впечатления, которые я испытываю даже не весь день, но в каждую конкретную минуту, всякий раз мечась из стороны в сторону и хватаясь то за одно, то за другое – просто признак тягостного слабоумия. Однако такое ещё случается, когда не видна конечная цель и части рассыпаются лишь постольку, поскольку им не могут предать должной формы – это я знаю по опыту, что даёт меньше поводов для сомнений. (О вещах пока всё.) По крайней мере, есть дорога, по которой нужно идти, а всё необходимое, надеюсь, впоследствии на ней промелькнёт, главное, не пропустить.

К сожалению, Фёдор и не подозревал, сколь обеспокоил и в то же время обнадёжил Настю вчерашний его ответ о том, что он не знает, чего хочет от жизни, а, между тем, она начала кое-что серьёзно и болезненно обдумывать, болезненно то ли с непривычки, то ли от страха перед окончательным решением, которое старалась откладывать изо всех сил, но вдруг стало просто невмоготу. Не часто ей хотелось что-либо переменить в своей жизни, Настя вполне умела удовлетвориться тем, что имела, приспособиться и найти лучшее в своём положении, однако моменты, когда надо было принимать определённые решения, приходили сами собой, и каждый раз ей оказывалось мучительно больно вырываться из круга привычных представлений (а перемены в жизни у неё всегда сопровождались уходом старых и возникновением новых ценностных ориентиров), поскольку чувствовала насильственное отторжение части себя, однако всё равно шла вперёд то ли от недостатка ощущений, то ли от нездоровой страсти к потрясениям, а, скорее всего, просто потому, что считала такие вызовы чем-то вроде «правды жизни» или ещё каким-нибудь словоблудием. Так или иначе, но она была способна на что-то решиться даже при возможности и далее уживаться со сложившимся порядком вещей.

Уже годам к 25 Настя стала вполне сформировавшейся натурой, неплохо понимавшей, чего ей стоит ждать от жизни, и, если иногда прорывалась у неё девичья наивность или подростковый максимализм, она умела их вовремя распознать и даже временами использовать себе во благо, особенно когда стоило выглядеть смелой, но неопытной. Вместе с тем она никогда не задумывалась, к какому типу женщин относится, а ведь мужчины редко воспринимали эту девушку как объект влечения, практически никогда не влюблялись, часто не замечали и почти всегда общались в сугубо деловом или дружеском тоне, ведь красота её сразу не давалась. По всей вероятности, Настя рано бы вышла замуж и была счастлива в браке, прожив в нём всю жизнь, если бы вовремя нашёлся мужчина, в меру зрелый и более или менее состоявшийся, который смог её разглядеть. Однако она уже дважды стояла на грани супружества и дважды её так и не переступила.

Первая любовь, первая серьёзная любовь, пришла к ней в 18 лет, т.е. довольно поздно и так, что она хоть не сразу, но вполне определённо поняла, к чему всё должно придти. Он был её ровесником, другом детства, сыном приятелей родителей да к тому же ещё и сосед – всё слишком благоприятствовало. Получилось это нечаянно. Когда они стояли вдвоём и курили в своём любимом укромном месте, парень вдруг начал рассказывать с показавшейся ей тогда неестественной откровенностью, что встречается с девушкой, с которой познакомился в институте, как она красива, умна, что-то очень искусно умеет делать и т.д. и т.п. И тут в Насте вспыхнула такая животная ревность, что у неё аж в глазах потемнело, она разошлась и, поминутно перебивая собеседника на каждом слове, начала откровенно гнобить девчонку как только могла, по сути, даже не зная, кто та такая. Но, когда выяснилось, что девушка друга не местная, живёт в общежитии, прекратила свои беспорядочные нападки, поскольку прекрасно поняла, куда именно надо давить. Потом она некоторое время поразмыслила над ситуацией и что именно ей следует делать, правда, ни разу не дав себе отчёта в значимости собственных чувств, не была ли это, например, обычная полудетская любовь, ведь Настя всегда держала его на некотором расстоянии и не любила с ним откровенничать, а тут вдруг ей могло показаться, что у неё отобрали её собственность, либо самолюбие оказалось уязвлено тем, что сама она до сих пор одна… Да мало ли ещё подростковых бредней. Однако в конце концов ей удалось убедить и друга, и себя в искренности своей любви, причём убедить его оказалось гораздо легче, особым умом тот, видимо, не отличался; тем не менее, заняло это некоторое время. Она старалась чаще с ним общаться, попутно с неестественной для молодости жестокостью придумывая нелицеприятные истории про общежития, которые ей будто бы рассказывали сокурсники, и после многозначительных взглядов и пауз бедному парню становилось совершенно очевидным, что их участницей могла быть и его девушка, чем вдоволь помучила пацана, уже тогда ощущая над ним своё превосходство. Но когда он, наконец, сказал, что расстался со своей возлюбленной, Настя сама сделала первый и недвусмысленный шаг, который тот принял за проявление благородства с её стороны, по крайней мере, парень стал смотреть на свою новую пассию с чувством подчинённости. Впрочем, до поры до времени их отношения были очень милыми, родители, конечно, старались не вмешиваться, но, кажется, свадьбу уже планировали, однако молодой человек никак не делал предложения, кстати сказать, по весьма комичной причине: он ждал сперва от неё решение по этому вопросу, в то время как её чувства были крайне неопределённы, поскольку такой сопливый мальчик ей уже тогда был не нужен. Впоследствии же он начал подозревать, что им сманипулировали, как известно, не зря. Конечно, Настя искренне любила его, в бесчувственности и чванстве обвинить её нельзя, но не долго, так что их отношения начали медленно, но неотвратимо угасать, и она всерьёз стала задумываться, как побезболезненней с ним расстаться, видимо, женское самомнение позволяло ей думать, что тот влюблён в неё без памяти. На этом и на чувстве вины, что, быть может, она разрушила его настоящую любовь, их пара продержалась довольно долго, как раз до окончания института, а потом произошло нечто, оказавшееся полной неожиданностью. Парень собрался искать работу в другом городе и у него даже мысли не возникло позвать свою девушку с собой. Во время их последней встречи он ни разу не посмотрел ей в глаза и отделывался лишь короткими репликами по делу, а под конец даже не попрощался, короче говоря, он просто её перерос. Всё закончилось ничем, Настя сильно переживала по этому поводу и начала считать себя брошенной, ей казалась, что жизнь потеряна, хотя то было всего лишь переменой мест.