Наталья Савельева - Пустынная дорога смерти

– Что ты говоришь, Энни? – безумно, натянуто улыбнувшись сквозь слёзы, голосом, дрожащим от ужаса и адской, душевной боли спросил Дин. – Скажи мне, кто это сделал с тобой? Кто убил тебя?

– Время на исходе, – прошептала девочка. – Мне нельзя здесь долго находиться. Прощай, Динго, и знай, что от их взгляда нельзя сбежать, но можно спрятаться.

Её слова унёс во мрак ветер, а сама она рассыпалась, превратившись в серый прах. Он проснулся снова. И вновь от сна осталось горьковатое послевкусие, а пробуждение не несло ни радости, ни утешения. Он медленно, но верно сходил с ума. Кто-то стучал в запотевшее, туманное окно машины. Его глаза были всё ещё красными от слёз, а на грубых руках причудливыми узорами виднелись следы проклятого пепла. Пепла с пустынной дороги смерти. Сердце его бешено билось, болезненно давя на рёбра и, казалось, ломая его изнутри. Он поспешно опустил стекло. Перед ним стоял Пит.

– Вы в порядке, Дин? – взволнованно спросил он, пристально изучая его недоверчивым взглядом. Он смотрел на него как на безумца: со страхом и подсознательным едва заметным презрением.

– Да, всё хорошо, – ответил натянуто улыбнувшись Дин. – Я просто немного задремал. Эта работа заставляет ночами бодрствовать. Всё хорошо. Можешь идти.

Пит кивнул, но в его глазах читалась истина. Он не поверил шерифу, но с неосознанным облегчением продолжил свой путь, создав в своих мыслях призрачную идею, видимость того, что он и правда поверил словам Дина. И ложь перестала быть ложью. Пит решил обмануть самого себя. Дин знал это, видел в его глазах. Но ведь люди нередко так поступают. Самообман неплохо лечит душевные раны, отравляет совесть. Это фокус, который может спасти наш рассудок. Это естественная, хитрая программа природы, заложенная в нас с самого рождения.

Дин остался наедине со своими шумными, хаотичными и ужасными мыслями. Небо на горизонте стало совсем бледным, а солнечный, белёсый свет наполнился неприятным, зеленоватым оттенком. Небесный купол медленно гнил и разлагался, как мёртвое тело великого, сокрушённого вселенной древнего божества. На часах было 5 часов вечера. Смеркалось.

8

Джим был пьян. Впервые за всю свою жизнь он едва стоял на ногах от выпитого алкоголя. Он неторопливо и неуклюже брёл по пустынной улице, погружённый в холодные, суровые, снежные сумерки с полупустой бутылкой виски в руке. Он выбежал в ярости из дома новоиспечённого отца, когда тот оскорбил его отчима. Уже тогда в его горячей, молодой крови заиграл алкоголь, ударивший в голову. Ему было плохо, очень хотелось выпить ещё, и он завалился в ближайший магазин, перепугав своим видом пожилую продавщицу. И вот теперь, почти прикончив бутылку самого дешёвого виски, он брёл, слегка пошатываясь и часто спотыкаясь, по мрачным, и скорбным улицам старого, такого до боли знакомого Грейвс Сити без цели и смысла. Он хотел снова увидеть мать, поговорить с ней, почувствовать её тепло и приятный, ненавязчивый запах её духов. Джим упал. Его бутылка разбилась о припорошенный снегом асфальт. У него не было сил даже выругаться. Он думал о смерти и о Боге. О Его истинном лике.

Джим сидел на грязном тротуаре, прислонившись к холодному бетонному забору чужого дома. Вокруг пахло морозной, осенней свежестью, такой, какую можно почувствовать только в конце ноября. Свежестью, наполненной криком огромных стай ворон, ищущих неприглядный, неуютный приют на ночь. Свежестью, пронизанной багровыми, кровавыми, праздными закатами, горящими, словно алые, рябиновые ягоды на голых облысевших ветвях. Свежестью, воспевающей в пугающей, гудящей, живой и по-осеннему вечерней и грязной тишине восход суровой госпожи зимы. В такие часы люди сидят дома укутавшись в плед, первородные инстинкты заставляют их смотреть в глаза наступающей ночи, а сердце заставляет очнуться от сна будничной суеты, давя на сознание горькими воспоминаниями, полными счастья, со своими особенными запахами и звуками, воспоминаниями о людях, которых больше нет рядом, о людях похитивших их сердца.

Он смотрел в безразличное, мёртвое небо, покрывающееся лиловыми трупными пятнами. Ему было одиноко, душа страдала и рыдала от невыносимой боли, а он… он усмехался. Усмехался, глядя в глаза своему Богу и Дьяволу. Это было чернеющее, ноябрьское небо. Неожиданно чья-то тёплая, мягкая рука легла ему на плечо. Он повернул голову и жуткие мысли его, причинявшие ему страдания, смягчились, словно языческие божества утолившие голод принесённой им в дар жертвой. Перед ним стояла Виктория.

– Что случилось? – неуверенно спросила она, взволнованно впиваясь взглядом в его лицо, словно ища на нём подсказку. – Почему Вы в таком состоянии?

– Я встретил отца, – широко улыбнувшись, ответил Джим и едва смог подавить смешок. – Настоящего папочку.

– Вам нужно прийти в себя, – начала она, помогая ему подняться с тротуара. – Вы здесь совсем замёрзнете. Пойдёмте ко мне. Я напою Вас чаем.

Казалось, что этими словами она пытается успокоить в первую очередь себя. Слегка пошатываясь, они вместе медленно пошли к ней домой. Идти было недалеко. На улице уже зажглись сонные, печальные фонари, освещавшие им путь вместо звёзд, дремлющих за тяжёлыми, громоздкими тучами. Джим был ей дорог, он казался Виктории таким родным, близким, таким понятным и светлым. Даже сейчас, когда он был жутко пьян, она не чувствовала к нему отвращения. Они пришли. Грустно скрипнула и стукнула входная дверь. Она отвела его в гостиную, в которой они сидели тогда, в день смерти Луиса, казалось, что с этого момента прошла целая вечность. В их жизни уже изменилось многое.

Джим устало рухнул на мягкий, удобный диван, запрокинув голову на спинку. Включив в комнате свет Виктория увидела, что молодой полицейский порезался о разбитую им бутылку. Из раны на ладони обильно сочилась алая, горячая кровь. Девушка пошла за аптечкой, лежавшей в небольшом, аккуратном шкафчике в коридоре, достав её она снова вернулась в гостиную, молча села на диван рядом с ним и начала бережно обрабатывать рану. Джим ухмылялся, глядя на собственную кровь. Ему хотелось смеяться. Он вспоминал порезы Дина, глубокие и ровные, со временем превращающиеся в белёсые шрамы.

– Ложитесь спать, – закончив обработку и перевязку раны мягко произнесла девушка. – Вам нужно отдохнуть.

– Виктория, – устало прикрыв глаза и схватив её за руку начал Джим. – Если бы Вы знали, что я чувствую к Вам. Если бы Вы знали…

– Джим, Вам нужно отдохнуть…

– Нет, нет, – сказав это он ещё сильнее сжал её руку и немного подался вперёд. – Послушайте… Мне сейчас очень плохо. Я словно блуждаю во тьме, но Вы, Виктория, Вы мой свет во мраке. И я… Мне кажется, что я люблю Вас. Верно, страстно и искренне. Да, это кажется бредом, безумием. Мы мало знакомы… но я уверен в силе своих чувств…