Наталья Савельева - Пустынная дорога смерти

– Ты боишься темноты? – увидев друга, спросил он. – Во тьме можно прятаться. Темнота кишит тенями. Скажи, Джимми, ты боишься её?

– Дин, чёрт возьми, что здесь случилось? – едва сдерживая накатившее ленивой, тяжёлой волной раздражение спросил молодой полицейский. Казалось, этот вопрос вывел Дина из прострации, взгляд его начал проясняться. – Что произошло?

– Я нашёл их, – хриплым голосом спокойно ответил шериф. – застал прямо на кровавом собрании. Они напали на меня, но я смог от них отбиться. Один из них повалил курильню и занялся пожар.

– Ты безумец Дин, безумец, – зашептал Джим положив руку на плечо другу. – Они… они никогда, никого не убивали. Поехали домой, Дин. Я сяду за руль, ты сейчас совсем плох.

Дин не стал возражать и лишь устало кивнул. От слабости, почти полностью лишённый сил он рухнул на пассажирское место и запрокинул голову. Джим сел в машину и они медленно, размеренно поехали сквозь ночь и мимо любопытных глаз-окон. Город уже давно спал. Чуть дальше молодой полицейский позволил себе немного разогнаться и вскоре они очутились под ярким, белёсым светом фонаря, освещавшего парадную дверь дома, в котором находилась квартира Дина. Джим остановился, но оставлять друга в одиночестве, наедине с безумными мыслями и потрясением, расходиться сейчас ему не хотелось.

– Дин, – неуверенно начал он. – что было с тобой тогда? Как ты нашёл свою сестру?

– Она, – тихо произнёс шериф, глядя в чёрную, клубящуюся, ночную пустоту казалось невидящим взором. – она лежала в лесу, среди сухой, померкшей, начавшей подгнивать листвы. Такая чистая, такая невинная. Она смотрела в небо, Джим. Мы были детьми осени, одни против целого мира. Это я. Я виноват в её смерти. Мои руки в крови. И в её крови тоже, – сказав это, он чуть не разрыдался, но всё же смог сдержать в себе горькие, ядовитые слёзы.

– О чём ты, Дин? – пристально разглядывая шерифа, спросил молодой полицейский.

– Несколько лет назад я убил шлюху. Её вырвало на мой ботинок. Эту мерзкую, никчемную тварь. И я убил её. Убил… а тело спрятал в болотах. Её никто не искал…

– Дин, – в ужасе прошептал Джим, закрывая лицо руками. Он не мог поверит в подлинность услышанного им, не хотел, ему грезилось, что эти слова, весь этот с трудом прожитый им сегодняшний день, окажутся сном, просто глупым кошмаром, от которого по утрам пробуждаются люди. Его жизнь резко изменилась, она навечно сломалась. Теперь уже никогда не будет как прежде. Он отдал бы всё на свете чтобы не слышать этого, чтобы всего происходящего не было. Но реальность сурова, она непреклонна. Он знал это. – Боже, Дин. Ты. Это ты убийца. Не сектанты, не вымышленный человек в чёрном костюме, а ты. Ты убил их всех. Всех этих бедных детей. Ты должен будешь признаться в этом. Ты должен будешь прийти с повинной и рассказать обо всём в полиции. Мне нужен свежий воздух… я не могу здесь больше сидеть.

После этих слов Джим почти вывалился из машины он словно бы опьянел от произошедшего голова его кружилась, к горлу подступила тошнота, ноги стали ватными. Он не мог поверить, что его близкий друг, суровый, жёсткий, но справедливый шериф был способен на такие зверства. Ему стало не по себе при мысли о том, как давно он сошёл с ума, как давно опьянел от маниакальной жажды крови. Никто не догадывался об этом, никто не знал.

– Смерть это только начало, – вкрадчиво сказал Дин выйдя из машины и встав рядом с Джимом. – Я видел их, видел Ангелов Смерти…

– Ты безумец, Дин! – закричал молодой полицейский потирая обеими руками виски и неуклюже шатаясь. Ему не хотелось верить. Ведь он был его другом, он не мог, нет. Но холдный, здравый рассудок говорил совсем об ином. – Ты просто сумасшедший!

– Все мы безумцы, – прохрипел шериф и медленно достал свой пистолет из кобуры. Джим заметил это слишком поздно… – Прости, Джимми, – со скорбью в голосе произнёс Дин и выстрелил своему помощнику в ногу.

Джим упал, его нога казалось сгорала в огне адской боли, ему стало дурно от приторного, удушливого запаха собственной крови. Он хотел остановить своего друга, боялся, что тот сбежит от правосудия. Он видел, как Дин садится в машину, заводит её и уезжает, исчезая в клубящемся, скалящемся мраке, наслаждающемся и торжествующем на этом праздника человеческого первородного страха и безумия. Жить ему оставалось недолго.

11

Дин медленно ехал через заснеженный лес, цепкую тьму и морозный, призрачный туман. Он знал, что это конец. Это развязка его истории, полной боли и страдания. Он чувствовал бесшумную смерть у себя за плечами. Ангелы спали, они ждали окончания спектакля во мраке умерших, разбитых грёз. Он знал дорогу, поросшую высокой, увядшей травой, шумно прикасающейся к подвеске машины. Он остановился, его окружила чаща, зорко наблюдающая за ним сотнями белёсых, сверкающих глаз, при свете дня превращающихся в уничтоженные робкими отголосками зимних холодов листья. Он вышел из машины. Перед ним стоял огромный, деревянный особняк с обвалившейся крышей, прокажённый сильным, всепобеждающим гниением. Он видел старый, истрескавшийся фонтан, с сочащейся из лишённого жизни камня зеленоватой, блестящей, липкой сукровицей. Каменные дорожки давно утонули в мхе и в мягких, влажных, тухлых, болотистых почвах. Над скорбным, проклятым местом блуждали огромные, бледные бесовские огоньки, казавшиеся неприкаянными, лишёнными покоя душами.

Словно сотканный из мрака, плавно и элегантно на встречу Дину из тени могучих деревьев вышел Шут. Он был точно таким, каким его видел в своих безумных снах шериф: молочная, полупрозрачная кожа, длинные, белые прямые волосы, спускающиеся по его чёрному одеянию и горящие, словно изумруды, бездонные, демонически глубокие глаза. Шляпы на нём в этот раз не было. Он остановился немного опираясь на трость, въедающуюся словно клык в бесплодную, вялую землю.

– Наконец то, – устало улыбнувшись спокойно произнёс Шут. – Я давно ждал Вас. Скажите, Вы помните нашу первую встречу?

– Нет, – едва сдерживая ярость прохрипел Дин. Его мечта сбылась, убийца его сестры был найден, он стоял здесь, перед ним и жаждал смерти. – Кто ты такой? Зачем ты убил Энни? Отвечай мне!

– Я всего лишь пёс, – бесстрастно бросил демон. – Но я вправе выбирать себе добычу.

– Зачем? – негромко спросил шериф. Слёзы вновь просились наружу, они душили его, пытали болью и воспоминаниями.

– Это вечная война. Я всего лишь жалкая пешка на доске, выполняющая приказы. Но я устал. На моё место встала новая фигура, ещё один проклятый, лишённый покоя, адский пёс. Теперь я хочу уйти на покой. Ты мой жнец. Я выбрал тебя той далёкой, непогожей осенью, когда ты нашёл тело своей сестры. Ты выкрал её у меня, и я решил одарить тебя, благословить. Прошу тебя, сделай это до рассвета. Я уже устал… Сколько я видел боли и не мог ничего с ней сделать…