Михаил Афинянин - С отрога Геликона

– Хорошо, Геракл, будем это иметь в виду. Как тебе кажется, о Тиресий, не идем ли мы столь дерзким поползновением против богов?

Главный фиванский прорицатель был действительно очень и очень стар и жил уже скорее не на земле, а в одном из миров, что показала Гераклу Афина. Счет лет он потерял давно, и о возрасте ему при случае напоминали только окружающие. Впрочем, никто не был уверен, действительно ли он не помнил, когда родился, или намерено говорил так, чтобы показаться еще более «старцем». Тиресий обмочил пересохшие губы и заговорил:

– Креонт, друзья, говоря откровенно, мое присутствие на этом совете излишне. Единственное, что я вам скажу по делу – Геракла нельзя выдавать миниям ни в коем случае. Он – будущее и надежда Фив. А в остальном… я чувствую, что в последние годы мое знание теряет силу, хотя ум ясен как и тридцать, и сорок лет назад. Вот и сейчас… прорицание говорит, что Фивы спасутся если никто не покинет город. Но с другой стороны, Геракл, на которого тоже указывают боги, предлагает столь далекие вылазки. И где правда, я не знаю…

Старик говорил хоть и ясно, но медленно и прерывисто и… по сути против его плана, как и ожидал Геракл. С юношеской горячностью он перебил прорицателя:

– Постой, Тиресий, но ведь мы именно что делаем вылазки. Никто ведь не собирается бежать из города. Я считаю…

– Геракл! – решил образумить сына Амфитрион. – Имей уважение к старости! Разве ты не видишь, что Тиресию трудно говорить?

Тиресий засмеялся. Все посмотрели на него.

– Креонт, скажи, – ты всегда это помнишь – сколько мне лет?

– Сто восемь, Тиресий.

– Вот, видишь, Амфитрион. Так что ты можешь себе представить, скольких юношей я перевидел, а скольких из тех, кто были когда-то юношами, пережил. Я знаю, что юность быстро проходит, а с нею и пылкость души, которую ничем не остановить. – Тиресий снова засмеялся, вспомнив наверное что-то из собственной юности, а потом глубоко и тяжело вздохнул. – Так что, не надо одергивать Геракла. Тем более, что спрашивает он совершенно правильные вещи. Так вот, еще что я хотел сказать… О жертвенниках. Обычай не велит брать с них оружие. Но…

– Если мы победим, мы принесем богам новые еще более богатые дары! – от нетерпения вставил Геракл.

– Именно! – подхватил Тиресий и снова с улыбкой. – Так что, если вас будут останавливать только крики тех, кто имеет от жертв, что вы приносите на этих жертвенниках, мой вам совет, – не слушайте их. Но если кто-то из вас имеет против этого что-то внутри, тогда всерьез усомнитесь. Вот такое будет вам мое слово.

Креонт поблагодарил прорицателя и обратился теперь к кадмову потомку:

– Лаодамант, в течение всего разговора ты не проронил ни слова. Что ты думаешь о войне с Орхоменом и о том, как предлагает вести ее Геракл?

Вопрос Креонта был настолько неожиданным для наследника фиванского трона, что привел его в замешательство.

– Я…? Ну как, что я думаю…? Я счастлив, что нашелся наконец кто-то, кто на это решился и сам готов во всем помогать!

– Прекрасно. Итак, друзья, раз мы с вами во всем согласны, давайте решим, что кому делать. Амфмитрион, я считаю, мы с тобой должны поговорить с другими военачальниками. Поэтому прошу тебя как можно скорее собрать их здесь у меня. Для вас, Геракл и Лаодамант, считаю необходимым узнать мнение молодежи. Соберите наиболее видных юношей на крыше дворца, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Я беру на себя минийских послов. Если в двух этих собраниях мы достигнем согласия, я отпущу послов с сообщением о том, что мы предпочитаем воевать. После этого мы с Амфитрионом отправляемся к Феспию.

– Послушайте, а что будет, если Феспий откажет? – с опаской спросил Лаодамант.

– Лаодамант, скажи, ты хотел бы иметь юную наложницу?

– Да, не отказался бы, Креонт.

– Так вот, у Феспия пятьдесят цветущего возраста дочерей и нет ни городских стен, ни армии. Армии у меня тоже нет, но есть хотя бы вооруженная стража. Так что, если Феспий откажет в услуге, у тебя будет большой выбор. Ну и у Геракла тоже. Так что мы с Феспием договоримся. Надеюсь, по-хорошему.

У амфитрионова сына прыгнуло в груди сердце при упоминании дочерей Феспия.

– Ладно, друзья, если возражений нет, предлагаю всем приняться за дело.

Все, кроме уснувшего окончательно Тиресия потянулись к дверям.

– Геракл! – окликнул юношу Креонт. – Прости меня, ради богов, но выпустить тебя я пока не могу. Промах откроет тебе дверь наверх. Промах!

Стражник тотчас явился.

– Пусти этого юношу на крышу и смотри, чтобы никуда не выходил.

Промах отворил дверь к винтовой лестнице. Геракл поднялся по ней. После несомненной удачи на этом собрании он был, тем не менее, в некотором расстройстве. Креонт до конца не доверял ему. Хотя, как думал сам юный герой, на месте Креонта он поступил бы точно так же.

Когда все вышли из зала, Промах подошел к спящему Тиресию. Тот сильно храпел и, как казалось юноше, едва не падал со стула.

– Тиресий, проснись, – стал теребить его Промах. – Все уже кончилось.

Старик открыл глаза.

– Все уже ушли? – спросил он. – А где Геракл?

– Все ушли, но Геракл там, наверху.

Промах указал на дверь, которая вела на крышу. Он помог Тиресию подняться со стула. Геракл смотрел вдаль через равнину в тот момент, когда ему послышались медленные, все время прерывающиеся шаги старого прорицателя. Юноша оглянулся, встретив взглядом его появление на крыше, но тут же неприветливо повернул голову назад. Он уже погрузился в свои мысли, и не хотел ни с кем разговаривать, но все же сознание того, что к нему решил подойти столь уважаемый старец польстило ему. До того дня Геракл никогда не имел с ним дел. Скорее, он побаивался Тиресия из-за его длинной и развесистой бороды и, как казалось Гераклу, недоброго взгляда. Сегодняшний разговор у Креонта, конечно, многое изменил. Старик подошел и положил руку ему на плечо. Геракл слышал его тяжелое дыхание.

– Я плохо вижу. Куда ты смотришь, мой юный друг? – спросил Тиресий.

– На Лафистион, – ответил юноша.

– Правильно смотришь. Враг пойдет оттуда.

– А он пойдет? Ты уже точно знаешь?

– Да. Так что… сыну Зевса предстоит битва.

Геракл с некоторым удивлением посмотрел в сторону, где стоял Тиресий. Глаза его оказались голубыми. Юноша никогда и не мог предположить, что у такого старого человека могут быть столь ясные чистого, голубого цвета глаза.

– Не удивляйся, – продолжил Тиресий, – Телеф был моим лучшим учеником. Я хоть уже и плохо понимаю, что происходит, но в тебя я верю. Так что все будет хорошо. Не пренебреги перед битвой молитвой твоему отцу.

– Непременно, Тиресий. Спасибо, – Геракл благодарственно протянул прорицателю руку; рукопожатие его оказалось неожиданно сильным, а сама рука какой-то необыкновенно ласково-теплой.