Николай Шмигалев - Братина Сварога

– Мороз и солнце, день чудесный! – воодушевленно продекламировал ясновидящий волхв, но вовремя спохватился. – Хм! Прошу прощения пращуры. Знаю, что это не моё, но уж больно к месту пришлось. Да простит меня тот «друг прелестный».

Кандидаты в богатыри переглянулись, недоумевая, с кем это разговаривает тайный волхв, но переспрашивать не стали. Сообразили, коли надо будет, Святофор сам в курс дела введет.

Постояв ещё несколько минут с закрытыми глазами, старец, наконец, обратил внимание непосредственно на претендентов.

– Ну, что, братцы, готовы к труду и обороне? – хитро прищурился он, поочередно поглядывая на бравых ребятушек и не дожидаясь ответа, продолжил: – Вижу, что готовы! Тогда приступим. Вот ты, коваль Ковыла, – остановил он свой выбор на кузнеце, – подь сюды!

Ковыла, польщенный тем, что его выбрали на испытание первым и, вместе с тем, немного обеспокоенный этим фактом, подошел к волхву, который ростом еле дотягивал до его локтя.

– Вот, посмотри вокруг и скажи, что ты видишь? – перейдя на шепот, промолвил волхв. – Только не спеши с ответом, смотри внимательнее.

Что можно было увидеть-разглядеть в этом заснеженном таёжном уголке. Однако Ковыла сосредоточился и внимательно оглядел слепящие просторы, раскинувшиеся перед ним. С минуту он всматривался вдаль, не моргая, что глаза заслезились от напряжения.

– Ну-с, отвечай, мил человек, что видишь? – подал голос волхв.

Кузнец вздрогнул, стряхивая оцепенение.

– Видел я на вершине хребта, средь гранитных скал серебрится в лучах, добрый укрух руды, с волчью голову, – охрипшим от волнения голосом проговорил Ковыла. – Я увидел, словно рядом был, явно так, даже что и не верится. Ох и знатный меч-кладенец из него выйдет.

Берестей и Кремнеяр с интересом следили за происходящим, слушая рассказ товарища.

– Любопытно! Любопытно! – покачал головой Святофор. – А теперь, всем молчать, а ты, соколик, прислушайся и скажи, что ты слышишь?

После его слов затихли чирикавшие на Камне пичуги, и даже ветер, развевавший волосы Святофора, стих.

Кузнец закрыл глаза и напряг слух. Спустя минуту он обернулся к старцу и торжественно произнес:

– Слышал я лязг мечей, посвист стрел, стук кузнечных молотов о наковальни, звоны колоколов, доносившиеся со всех сторон княжества, будто подле все.

– Замечательно! – ободряюще подмигнул ему Святофор. – И последнее: скажи, что ты чувствуешь?

– Что я чувствую?

– Да! Что чувствуешь? Загляни вглубь себя!

– А-а, понял!

Ковыла понимающе кивнул и… отошел к Камню. Осмотрев валун, он приложил руку к тому месту, где на Камне сходились в один узел несколько серебристых прожилок. Камень и впрямь был очень необычным. От него исходило почти живое тепло, которое кузнец чувствовал своей огрубевшей мозолистой ладонью.

Кузнец всю жизнь имел дело с металлом и металл за такую привязанность отвечал ему взаимной симпатией, становясь податливым и послушным в его крепких искусных руках.

– Я чувствую, как от Камня во все стороны растекаются бесконечные жилы разных металлов. Я чувствую, как они пронизывают недра, поднимаясь из земной глубины. Я чувствую, где руда залегает ближе всего к поверхности, и из какой получатся знатные клинки, что не затупятся вовек, а из каковой орала твердые.

Кузнец отошел от Камня и изумленно уставился на лукаво ухмылявшегося волхва.

– Сдается мне, старче, что и раньше я это чувствовал, но не так осознанно как здесь и сейчас, – произнес он, все ещё находясь под впечатлением от происшедшего с ним.

– Все верно, – ласково посмотрел на Ковылу таежный кудесник. – Твои чувства здесь, на капище у Теплого Камня, обострились как нож опосля оселка. Вот ты и узрел многое от глаз сокрытое. И даже небесный камень почуял среди горных вершин. Ну-с с тобой мы закончили, – Святофор обернулся к дожидавшимся своей очереди претендентам, и, смерив каждого взглядом, остановил свой выбор на плотнике, – Теперича твой черед, Берестей, показать свою стезю пращурам. Иди-ка сюда!

Берестей сделал несколько шагов и остановился подле волхва.

– Поведай всем, плотник, что же ты видишь отсель?

Берестей приложил руку ко лбу козырьком, закрывая глаза от слепящего солнышка, и всмотрелся в безмолвную даль. Больше минуты стоял он, не шелохнувшись, высматривая что-то среди вековечных дубов и елей и, наконец, произнес:

– Узрел я, старче, на том берегу озера росток молодого дубка, что над снегом едва пробился к свету тянучися. Не боится он, вижу холода, и растет он дюже справно, аки бамбук заморский. Будет крепким дуб, да только щит из него ещё крепче получится.

Выслушав плотника, волхв внимательно посмотрел на противоположный берег заснеженного озера, и удовлетворительно хмыкнув, обратился со вторым вопросом к испытуемому:

– А скажи, друже любезный, что до твоего слуха доносится?

Приложил Берестей руку к уху, чтобы лучше слышалось и замер как изваяние. Ещё больше простоял он, вслушиваясь в почти гробовую тишину. Даже Святофор не выдержал.

– Ну-с, чаво томишь, соколик, – дернул старец за рукав Берестея. – Поведай-ка нам, чего слышал ты?

– Прости, старче, заслушался я лепет сосенок, шепот ивушек, шелест березовых сережек. А ещё я слышал, как скрипят веретена, полозья санные да крылья мельничные, как поют рубанки с пилами, обновляя тёс.

– Хороший слух, ничего не скажешь, – задумчиво пробормотал волхв, и непонятно было рад он или не очень, такой избирательности органов чувств кузнеца или плотника. – Что же, теперь скажи, что ты чувствуешь, стоя на сем пупе земли?

Плотник кивнул и, выбрав самого сурового с виду истукана, подошел к нему и приложил руку к дереву. Ещё дольше он простоял около идола, но Святофор его в этот раз не поторапливал, боялся помешать и… навредить, ибо прекрасно знал, когда человек уходит в себя, может «оттуда» и не вернуться, или вернуться, но не полностью, а лишь на половину, полоумным то бишь.

В конце концов, Берестей оторвался от статуи и, обернувшись к старцу, расплылся в улыбке.

– Я чувствовал как все дерева в округе, набирая пред весною силушку, пьют земные соки, кои идут по корням из глубины земли, чтобы вскоре зазеленеть кудрявыми кронами. Я чувствовал, каким породам дерев предначертано стать стенами крепостными, каким маковками над храмами, а каковым, ещё в юности, древком копья богатырского. Вот что я чувствовал!

Потомственный плотник был вне себя от радости. Все, что он раньше выбирал на уровне интуиции, теперь было видно ему отчетливо, как это синее небо в ясный солнечный день.

– Ну, что же, и ты удивил старичка, – вновь вернулась к волхву его лукавая улыбка. – Раскрыл и ты свой дар, плотник Берестей. Теперича черед гончара удивить нас.