Никифор Малеин - Заговор гордыx

Атриум был заполнен суровыми гвардейцами в полной экипировке – шлемах, красных плащах, чешуйчатых панцирях, с мечами, щитами и копьями. На скромно одетого Гонория никто не обращал внимания. Он прошел к пиршественному залу – черные металлические двери были распахнуты настежь, в огромном помещении мародерствовали экскувиты 14– одни снимали со стен старинное оружие, украшенное драгоценными камнями, другие выковыривали жемчужины из мозаичных стен, третьи вскрывали амфоры с изысканными винами. Прочие развалились на диванах прямо в доспехах и сапогах.

В центре зала стоял мускулистый офицер в лисьем плаще, и разглядывал египетский кинжал. Лицо его было сурово, словно вырублено из цельного куска гранита. Бритая голова обросла за недели путешествия короткими жесткими волосами. Ощутив на себе пристальный взгляд Гонория, он поднял глаза.

– Вот он! Взять его! – скомандовал офицер. Двое стоявших у двери экскувитов бросились к землевладельцу, схватили его за руки и ударили несколько раз в живот. Гонорий беззвучно согнулся, попытался вдохнуть, закашлялся. Воины потащили его в зал и бросили на колени перед офицером. Мародерствующие оставили свое занятие и собрались вокруг. Бритоголовый командир присел на корточки, взял аристократа за волосы и потянул вверх.

– Радуйся, старый козлище. Помнишь меня?

– Помню, Аспар… – прохрипел Гонорий.

– Хорошо. Знаешь, кто тебя убивает и почему. Ты часто думал обо мне?

– Нет, Аспар. У меня были дела поважнее.

Офицер сдвинул тяжелые брови и отпустил голову пленника.

– А я часто. Каждый день. Ты оказался крепким камешком. Семь лет столичные покровители не давали тебя в обиду. Но настало время вернуть долг. – Аспар стал на одно колено, достал из ножен старинный египетский кинжал и легонько провел острием по щеке бывшего военачальника. Из алого разреза на мраморный пол закапала кровь.

– Надо же, острый… – лезвие уперлось пленнику в шею. – Страшно подыхать?

– Нет… – проговорил Гонорий одними губами и спокойно посмотрел своему экзекутору в глаза. Тот встал и убрал оружие в ножны.

– Я так и думал. Подвешивайте!

Пленника толкнули ногой в спину, перевернули и связали ноги веревкой. Аспар налил себе в чашу вина, сбросил на диван лисий плащ, придвинул кресло поближе к месту будущей экзекуции и развалился в нем.

– Все эти годы я мог убить тебя в любой момент. Но ты ограбил меня на сто талантов золота. Я должен вернуть свои деньги.

Гвардейцы перекинули второй конец веревки через одно из колец массивной золотой люстры, свисавшей из-под мозаичного купола, и стали поднимать за ноги бывшего хозяина имения.

– К тому же смерть – это слишком легко. Ты должен помучиться. У тебя ведь есть дочь. Сколько ей сейчас? Пятнадцать? Шестнадцать? О, Юлия…

Лицо Гонория исказила судорога. Дочь всегда была его главным сокровищем. Сам он провел жизнь, как спартанец: ни плена, ни меча не боялся, спал с солдатами на голой земле, ел ту же чечевицу, что и они, запивал водой из ручья. Телесные мучения ему не страшны. Но дочь…

– Готовься, тебя ждет долгое представление. Солдаты скоро приведут ее. И твоих сыновей тоже.

Офицер допил вино, встал с кресла, пристегнул египетский кинжал к поясу и бросил экскувитам:

– Он ваш. Только аккуратно. Не калечить.

Аспар подошел к окну во внутренний двор с садиком, сцепил руки за спиной и застыл, задумался о чем-то своем. Оставшись без внимания командира, гвардейцы словно выдохнули – загалдели, заходили по залу. Сняли шлемы, поставили копья шатром, стали подтаскивать диваны к висящему пленнику и устраиваться на них, но кресло, на котором сидел офицер, осталось благоговейно пустым.

– Василиск! Помнится, ты хвастал, что можешь с семи шагов воробья кнутом разрубить – выкрикнул широкоплечий светловолосый воин. Он взял со стола с фруктами небольшое зеленое яблоко, протер его о плащ, подошел к Гонорию и вставил плод ему в рот. – Ставлю десять номисм, что выбью яблоко плетью с семи шагов, не оцарапав лица.

– Ставлю двадцать номисм, что сделаю это три раза подряд – небрежно бросил смазливый ухоженный гвардеец с кошачьими глазами.

– Отвечаю – крикнул широкоплечий.

«На Зенона десять золотых!» «На Василиска десять!» «Пять на Зенона!» – послышалось с разных сторон. Один из экскувитов проворно сбегал за папирусом и чернилами, сел собирать номисмы и записывать суммы. Другой гвардеец отмерил семь шагов от Гонория и поставил на этом месте амфору. Еще один сбегал за длинными плетеными кнутами и подал их соревнующимся. Зенон и Василиск сняли плащи, прохаживались по залу, разминали руки и щелкали хлыстами.

– Кончено! Больше ни у кого не принимаю! – закричал записывавший ставки солдат и сгреб золото со стола в кувшин. Воины мигом переместились в центр комнаты, образовав между соперниками и их мишенью живой коридор. Правая сторона поддерживала широкоплечего Зенона, а левая – любимца женщин Василиска. Обе партии истошно подбадривали своих чемпионов – выкрикивали их имена, поносили соперников, стучали оружием и ногами по мраморному полу и обменивались непристойными жестами.

– Эй, красавчик, заденешь меня кнутом – руку отрублю!

– Циклоп белобрысый! Небось, не видишь ничего дальше собственного носа!

– Василиск, соревнуйся лучше с гетерами! Только они и лягут под тебя!

Принимавший ставки воин вышел между рядами, высоко поднял золотую монету и объявил:

– Аверс – начинает Василиск. Реверс – начинает Зенон.

Монета подлетела вверх и со звоном упала на пол.

– Реверс. Первым начинает Зенон!

Правая трибуна взревела от радости. Белокурый воин стал у амфоры, поприветствовал своих товарищей и начал раскручивать кнут вокруг головы, примериваясь. Круг, второй, третий. На четвертом кожаный ремень щелкнул, и в стоящих слева полетели ошметки яблока. Лицо Гонория, за исключением пореза египетским кинжалом, было невредимым. Правый ряд вновь разразился криком торжества.

Яблоко во рту у жертвы быстро заменили. К барьеру подошел Василиск. Небрежно откинув со лба прядь каштановых волос, взял рукоять в левую руку. Почти не глядя, замахнулся и щелкнул бичом. Зеленые куски яблока вместе с зубами полетели в правую трибуну, но кожа на лице висящего осталась незадетой. Настало время ликования левых.

Перед вторым заходом Зенон подзадорил толпу, заставив их скандировать его имя. Насладившись ликованием, он вновь принялся раскручивать кнут. Но за миг до того, как должен был раздаться щелчок, из дверей послышался возглас: «Господин, они сбежали!» Все резко обернулись и замолчали. Зенон чуть повел рукой вверх, и мочка уха Гонория полетела на пол, его щеку и волосы залила кровь.

Аспар порывисто развернулся. Прибывший гвардеец вытянулся и докладывал, глядя поверх голов.