Леонид Павлов - Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну?

Штумм много говорил о напряжении, которое создано в Европе новым поворотом политики Англии: даже незначительное изменение в конституции Данцига способно вызвать войну. Англия лицемерно утверждает, что Брестский 354 мир хуже Версальского, хотя границы Советской России, установленные Брестским мирным договором, были куда более выгодны чем те, которые имеются сейчас. Брестский договор не требовал контрибуций и разоружения и вообще не имел каких-либо дискриминационных положений против России. (Штумм откровенно и нагло лжет: по условиям Брестского мира Советская Россия, во-первых, потеряла территорию площадью 780 тыс. км 2и треть населения бывшей Российской империи, прибалтийские губернии – Лифляндию, Курляндию и Эстляндию, часть Украины, и Белоруссии, во-вторых, должна была вывести Балтийский флот из своих баз в Финском заливе и Прибалтике, в-третьих, мало того, что лишалась Черноморского флота со всей его инфраструктурой, но и должна была передать его государствам-подписантам договора, в-четвертых, должна была выплатить астрономические репарации – 500 млн. золотых рублей. Астахов не мог этого не знать, но возражать не стал. Может, потому что увидел в словах Штумма весьма откровенный и недвусмысленный призыв к Кремлю изменить существующие границы в свою пользу, а также прозрачный намек на то, что Германия не только не будет мешать Советскому Союзу исправить «несправедливость», но даже готова всячески содействовать в этом «благородном деле». Призыв был услышан и в сентябре 1939 года Красная Армия вышла на пресловутую «линию Керзона». – Л.П.). Штумм еще раз настойчиво повторил, что улучшение советско-германских отношений весьма желательно, по крайней мере, по линии прессы. Надо воздерживаться от личных выпадов и оскорблений, и если нельзя писать друг о друге хорошо, то лучше воздерживаться вообще от сообщений друг о друге и т. п.

На все доводы Штумма Астахов возражал, отмечая, что, поскольку Германия открыто инициировала ухудшение германо-советских отношений, от нее же, в основном, зависит и улучшение этих отношений. Советское Правительство никогда не уклонялось и не уклоняется от улучшения отношений, если к этому есть предпосылки. Что же касается симптомов улучшения советско-германских отношений, о которых говорил Штумм, то, отведя или взяв под сомнения большинство из них, Астахов отметил, что, даже условно допустив некоторые из них, Советский Союз не имеет пока никаких оснований придавать им серьезное значение, выходящее за пределы кратковременного тактического маневра 355 .

Запись беседы Штумма с Астаховым отчетливо демонстрирует, что в Москве правильно поняли речь Гитлера 28 апреля, а в Берлине правильно оценили внезапную отставку Литвинова: оба тоталитарных правительства начали осторожно прощупывать почву для возможного сближения, хотя советские дипломаты продолжали твердо придерживаться прежних позиций, предоставляя право инициативы Германии.

9 мая Молотов рекомендовал полпреду в Турции Алексею Васильевичу Терентьеву в беседах с германским послом в Турции Францем фон Папеном 356 проявлять вежливость, как с послами других стран, выслушивать его заявления, если он захочет их сделать 357 . (Сам собой напрашивается вывод, что до того момента, как Молотов подписал эту телеграмму, советским дипломатам предписывалось вести себя со своими германскими коллегами грубо, по-хамски, и их заявления игнорировать. Это ли не доказательство смены внешнеполитического курса Советского правительства на улучшение отношений с Германией? – Л.П.).

Терентьев 10 мая телеграфировал в НКИД СССР, что он указания наркома выполнил, и изменил тон своих бесед с германскими дипломатами. Встреча с Папеном протекала в корректной и вежливой обстановке с обеих сторон, причем Папен, в отличие от других иностранных дипломатов, охотно и уверенно касался многих актуальных внешнеполитических вопросов.

Терентьев спросил, что думает Папен по поводу последней речи Бека? Германский посол ответил, что тон речи не исключает дальнейших германо-польских переговоров, и сказал, что требования Германии вполне законны, скромны и умерены. Поляки утверждают, что без Данцига, дающего выход к морю, они не могут жить, забывая при этом, что в свое время в Данциге Польша получила 16 км 2территории для строительства необходимого ей морского порта и совершенно этим не воспользовалась. Рядом с Данцигом поляки оборудовали новый порт – Гдыню, значение которого неизмеримо больше для Польши, чем Данциг. (Поляки просто не хотели строить порт в Данциге и тратить средства на то, что у них все равно рано или поздно отнимут. – Л.П.). Германия и сейчас, выдвигая требование о возвращении Данцига, обещает предоставить Польше право пользоваться портом и признаёт за Польшей право иметь коридор для выхода к морю. Это значит, что и Польша должна положительно отнестись к «скромному требованию» немцев о выделении им небольшой полосы для постройки железной дороги из Германии в Восточную Пруссию. Германия могла бы потребовать и больше. Папен сказал, что Германия хочет лишь исправить ошибки Версаля и никаких иных агрессивных намерений по отношению к другим странам у нее нет. Терентьев заметил, что факт захвата Чехословакии это утверждение опровергает. Посол ответил, что Германия не могла терпеть рядом с собой Чехословакию, имеющею сорок вооруженных до зубов дивизий, и к тому же связанную союзническими отношениями с теми государствами, которые рассматривают Германию как своего противника. (Прямой намек на Францию и на СССР. Но Франция по-прежнему остается в стане врагов, а вот СССР уже переходит в число друзей. – Л.П.). Вся прошлая история Чехословакии говорит о ее стремлении укреплять дружеские связи с Францией, Румынией и т. д., вместо того чтобы дружить лишь с Германией.

Переходя к вопросу о балканских странах, Папен сказал, что министр иностранных дел Румынии Георге Гафенку якобы заверил Берлин, что Румыния исключает всякую опасность со стороны Германии. Полемизируя с теми, кто говорит о наличии агрессивных намерений Германии по отношению к балканским государствам, Папен заявил, что все, чего хочет Германия на Балканах – поддержать мир и чтобы балканские страны могли снабжать Германию хлебом и другими продуктами. Германия ничего по отношению к балканским странам не помышляет.

В подготовке заключения итало-германского военно-политического союза Папен ничего не видит нового, поскольку все ранее оговоренные между этими государствами моменты были в последние дни всего лишь юридически оформлены на бумаге. После Данцига у Германии останутся только вопросы об экономических отношениях с некоторыми государствами, но их можно будет урегулировать, всем вместе собравшись за «круглым столом». Ведь Германия – бедная страна и ее единственным богатством является немецкий народ, который умеет хорошо работать.