Алексей Кудашев - Сила одного

Наверное, не один “молодой” раздумал вешаться или стреляться при одном взгляде на нее. Такой и на “гражданке” не встретишь, а она была здесь, рядом, ее иногда можно было увидеть. И ради одного этого стоило жить.

Когда Данко впервые увидел Наташу, сразу понял, что теперь перестанет грустить о Таньке. Наташа при первой их встрече не увидела Данко в упор. И во второй раз– тоже. Как Данко не старался. Как ни лез на глаза, околачиваясь возле санчасти. Все было безрезультатно. А в третий раз – она увидела его первым.

– Помогите-ка мне, товарищ солдат… – услышал ее тонкий голос за своей спиной стоявший у дыры в полковом заборе, собиравшийся “дернуть” в самоволку, Данко и обернулся, не веря глазам.

Она стояла в коротком розовом платье, пытаясь пролезть в дыру.

–Там.– указывая в сторону ворот КПП,– командир полка, а я форму оставила в санчасти,– пояснила она.

Данко все было понятно. Увидит ее старый желчный “кэп” в этом наряде, и тогда ей не поздоровится. По разумению “кэпа” , все по ту сторону забора должно быть зеленого цвета. Одето в форму, затянуто в ремни. Будь это существо среднего– солдатского– рода или самая настоящая женщина. Ослушников ждало наказание. Поэтому Наташа сейчас и лезла в дыру. На беду своему светлому платью и на счастье Данко, который уже сообразил что к чему.

– Ну что вы уставились, товарищ солдат?!– притворно возмутилась она, и Данко почти нечеловеческим усилием отвел свои глаза, застывшие на ее округлых коленках.

– Давайте мне руку, – протянул он свою грязную лапу через дыру. Когда дыра осталась позади, он проводил ее до санчасти. Прежде чем скрыться за дверью, она, блеснув глазами, шепнула ему:

– Сегодня вечером, после отбоя, я тебя жду…

От этих слов у Данко сперло дыхание. Сердце бешено заколотилось, словно он только что пробежал многокилометровый кросс.

Вечером, куря сигарету за сигаретой, он ждал ее у санчасти. Так они стали встречаться. По нескольку раз в неделю. Просто. Без всяких там обязательств. Данко не интересовался, есть у нее кто-то еще или нет. Хотя бешено ревновал ее ко всему полку. Сегодня вечером должна была состояться очередная их встреча…

Но до вечера было еще далеко. А сейчас Данко ужасно хотелось пить. В пересохшей глотке впору было костер разводить.

А проклятый “молодой”, которого Данко послал за водой, куда-то запропастился. Повесился по дороге, что ли? С них теперь станется. Как же их тут не бить? Наоборот– надо бить, тогда и ждать лишний раз не придется. Твердо убежденный в этом, Данко снял и накрутил на руку свой поясной ремень.

Ременная бляха, если бить ей умеючи, лупит больно и почти не оставляет следов. А это -главное: не “спалиться”. Данко хорошо запомнил недавние слова командира полка. Но угрозы офицеров – угрозами, а “молодых” кто-то должен службе учить.

Ну вот и “молодой”. Наконец-то нарисовался. Воду несет. Изо всех сил делает вид, что торопиться. С надеждой заглядывает в глаза. Авось Данко пожалеет. Не станет бить. Но зря он надеется. Даже в уставе сказано, что приказания старших нужно выполнять расторопно и в срок. Иначе – суровая кара. Небольшую кару “молодому” Данко сейчас и устроит. Чтобы впредь расторопнее был. Понимал, что служит в армии, а не в детском саду.

Для вступленья Данко взял из рук “молодого” алюминиевую кружку с водой. Сделал медленный глоток. И сморщился. Хотя морщиться причин не было: вода была как вода. Но надо было до чего– нибудь дое…ся…

– Ты в каком унитазе черпанул это пойло?! Ты где так долго шлялся?! Я тебя спрашиваю, “душара”! – Данко привычно возвысил голос. Несчастный “салага” обреченно втянул голову в плечи, ожидая побоев. И они не заставили себя ждать. Тяжелая бляха с пятиконечной звездой просвистела в воздухе и обрушилась на голову и плечи молодого солдата. Данко методично, впрочем, не очень сильно, повторял удар за ударом. “Молодой” лишь сопел, вздрагивал и притоптывал. Выражать боль криками в армии считается “дурным тоном”, за это можно схлопотать еще больше. Поэтому лучше молча терпеть: целее будешь.

Замахнувшись в очередной раз, Данко вдруг бросил взгляд в сторону и замер с открытым ртом: по проходу между кроватями казармы шел старшина. Его глаза смотрели прямо на Данко. Старшина появился столь внезапно, что Данко, хотя и замер на мгновение, уже не мог удержать занесенной над головой “молодого” руки. Треснул “молодого” бляхой по лбу еще раз, уже на глазах у старшины, вложив в этот удар еще и досаду.

Не доходя до них несколько шагов, старшина остановился и бросил Данко:

– Считай, что ты уже сидишь в дисбате, подонок. – И, развернувшись, добавил через плечо: – Рядовой Челночников– ко мне, в канцелярию!

Побитый “молодой” поплелся за старшиной.

Пробыв в канцелярии минут пятнадцать, Челночников выскочил красный как раки побежал драить сортир. Старшина вызвал к себе рядового Шагаева.

Постучавшись, как положено по уставу, Данко вошел, не забыв, опять же по уставу, доложить о себе.

Рослый, мясистый, и краснолицый старшина сидел за крохотным, облупленным столом, видавшим старшин и похуже.

– Садись, подонок, – кивнул ему на стул напротив себя старшина и без всяких предисловий протянул к носу Данко грязный, свернутый в трубку листок.

– Вот здесь, в этой объяснительной, рядовой Челночников сдал тебя с потрохами. И он написал не только про сегодняшний случай, которого я сам был свидетелем, но и про то, чего не было. Но я ему верю. Охотно! Ведь он писал под мою диктовку!

Откинувшись на заскрипевшем под его тяжестью стуле, старшина достал из смятой пачки грязными, как у землекопа, пальцами дешевую сигарету, прикурил и выпустил дым в лицо Данко.

– Не хочется торопить события, но, видимо, очередную звездочку старшего прапорщика мне придется получить раньше срока. За то, что я так быстро навожу дисциплину в своем подразделении, искореняю дедовщину, устанавливаю справедливость. Вывожу на чистую воду всякое возомнившее себя крутым дерьмо… Я говорю про тебя, Шагаев. Вот это, – грязный, свернутый трубкой листок снова оказался под носом у Данко,– мои новые звездочки и твоя путевка в дисбат, Шагаев.

Старшина тщательно затушил сигарету в пепельнице, для верности еще и плюнув в нее. К удивлению Данко, пепельница выдержала такое наказание. Полностью удовлетворенный собой и окружающим миром прапорщик уставился на Данко, как, наверное, смотрели на древних римлян первобытные варвары. Данко внимательно рассматривал огромную бородавку на подбородке у старшины. Бородавка была коричневая и на красном лице прапорщика напоминала присосавшегося, раздувшегося от крови клопа.

Старшина продолжил?

– Но я могу поступить и по– другому. Могу порвать и выбросить этот дрянной листок бумаги в сортир, быстрее даже, чем ты ешь свой вонючий обед в этой скотской столовой…