Борис Романов - Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне маге

Бахрам и я слушали все это с чрезвычайным вниманием. Это все очень интересовало и меня, и его, да и все в зале слушали Иоанна внимательно, были согласны с ним. Я много слышал о знаках Зодиака от отца, и он даже научил меня составлять гороскопы рождения. От ессея Садока я также много узнал об этой древней науке, которую эллины называли астрологией. Ессеи славились в Иудее как знатоки астрологии и, по рассказу Садока, со времен Ирода Великого власти не преследовали их общину во многом потому, что именно ессеи предсказали когда-то молодому беззвестному Ироду его будущее правление Иудеей. Не знаю, много ли было в этом собрании вышедших от ессев, но речь Иоанна никого не удивила, все отнеслись к его предложению с полным одобрением. Среди тридцати приуготовленных к выбору оказалось три "Тельца", – оказывается хотя бы месяц своего рождения многие иудеи если и не отмечали никогда, то все же помнили. Вообще среди этого крепкошеего народа "Тельцы" встречались пожалуй чаще, чем рожденные под другими знаками, но среди учеников Иисуса, как мы с Бахрамом в дальнейшем выяснили, их было меньше. Было, значит, три "Тельца".

Один из трех сказал, что не уверен в своем небесном знаке, так как родился за три дня до Пятидесятницы в год второй переписи Квириния, и не знает, было ли Солнце его рождения в Тельце, или уже в следующем знаке. Они не стали уточнять это, – хотя, как шепнул мне Бахрам, он мог бы это быстро сделать, да и Иоанн тоже. Они просто оставили двоих, у которых Солнце при рождении было точно в Тельце, да и по их крепким шеям и плотной стати это было видно. Одного из них звали Иосифом Варсавою, а другого называли просто Матфий. Если бы они начали обсуждать сейчас, кто из них более достоин, думаю, что скоро они бы не договорились. Но Пётр предложил не обсуждать их достоинства, а положиться на волю Божию, и бросить жребий.

Второй раз в этот день жребий решал судьбу на моих глазах: первый раз это касалось меня самого, а теперь – этих двоих! Но здесь не бросали монету с изображением Тиберия, иудеи ненавидели его, а в этом зале – и его монеты. У иудеев был древний обычай жеребьевки: в полу одежды или в непрозрачный сосуд бросали игральную кость, и загадывали, что выпадет. Так поступили и теперь, видно, игральная кость была припасена Петром заранее. Иосиф загадал шестерку, Матфий – двойку. Было объявлено, что бросать будут до тех пор, пока не выпадет шестерка или двойка. Пётр бросил игральный кубик в сосуд, потряс его и опрокинул на стол. Вскрик радости раздался среди тех, кто сидел за ним: сразу выпала двойка, а это поняли как знак, что двоих приуготовили правильно. Если бы сразу выпала шестерка Иосифа, они радовались бы также. Значит, они все делали правильно, и Господь одобрил это. Матфий по жребию был причислен теперь к одиннадцати.

После этого состоялась трапеза с преломлением хлебов и вином. Я много расспрашивал Николая об Иуде Искариоте, его загадка взволновала меня. Как мог всезнающий Иисус выбрать такого ученика, и как мог Иуда предать такого Учителя?! Этого я не понимал, здесь была какая-то загадка. Загадка была и в смерти Иуды: почему одни говорили, что он повесился, а другие, что он упал на дороге и распорол живот? По дороге домой я ещё распрашивал об этом Бахрама, но про Иуду он знал ещё меньше, чем Антиохиец. Он только рассказал мне несколько притч Иисуса, которые Он рассказывал в Иерусалиме в последние дни, но эти притчи вроде бы ничего не объясняли.

Домой я пришёл поздно, и сразу лег спать. Приснился мне, конечно, Иуда…

Глава 3. Иуда Искариот.

Кипящий от страха неизвестности Иуда идет к первосвященникам. "Лучше ужасный конец, чем ужас без конца", – наверное и такая мысль время от времени мелькает в его голове. Но вообще-то он, единственный апостол из Иудеи, в крови которого необоримо предубеждение к галилеянам, этим полуязычникам и гордецам, надеется на мудрость первосвященников, которые обещали ему честно разобраться с этим Назарянином, и, если Он убедит их, стать Его приверженцами и защищать Его. Все эти галилеяне, и Иисус, слишком горды и непрактичны. Сколько было возможностей договориться с фарисеями, со старейшинами, и многие уже давно были на Его стороне. Но каждый раз в решающий момент словно бес вмешивался. Учитель требовал от них сразу полной веры, – к какой даже они, апостолы, шли долго и трудно. И фарисеям тоже, надо признаться, словно бес мешал относиться к Учителю более уважительно. Не дразнить Его своими придирками и ученостью. И чем дальше и убедительнее Учитель словом и чудом показывал свою Истину, тем глубже проходил раскол, – и ни один из апостолов пальцем не пошевелил, рта на раскрыл с фарисеями, чтобы примириться. Все они, галилеяне, смотрят в рот Учителю. А ему, Иуде, уже давно надо было понять это и договориться сначала со старейшинами, а потом и с первосвященниками. Но он все ждал, что Учитель Сам скажет ему, или намекнет в одной из Своих притч.

И вот вчера, в среду, Он рассказал притчу о трех рабах, которым Господин дал серебро в оборот. Один из рабов ничего не делал, закопал и хранил серебро; другой сумел обернуть серебро в два раза, а третий – в пять раз. И первого раба Господин осудил, и назвал лукавым, а тех, которые сами решились действовать, возвеличил, каждого в меру успеха. Иуда сразу понял, – ведь серебро было у него, в казначейской коробке. Учитель вчера сказал ему этой притчей – действуй, пришёл твой час. Он тоже видел, как и Иуда, как все уже видели, что дальше будет взрыв, хаос. Все видели, что людьми в Иерусалиме словно бес овладел в надежде на чудо, на разрешение сразу всего. Разве этого хотели они и Учитель? Нужны годы и годы, чтобы люди изменились изнутри, чтобы сердцем приняли Царство Небесное. Даже им, ученикам, понадобились годы быть рядом с Ним, чтобы понять это. Наконец-то Учитель сказал ему, Иуде – действуй. И даже когда он уже собрался идти, подозвал всех учеников и указал им на бедную вдову, которая положила в сокровищницу Храма все, что у нее было – две лепты. И это понял Иуда. Конечно, если надо будт, он отдаст первосвященникам все, всю их казну. Согласие с Храмом стоит в сто, в тысячи раз дороже. Если первосвященники скажут: ты пришёл к нам, а вчера были у Храма и только смотрели вы все, как другие жертвуют, а теперь просишь нас, – он отдаст им все деньги. Вот, сказал бы он, Учитель сказал отдать вам все. Хотя нет, нельзя говорить от Учителя, Он же не сказал ему прямо, только притчей…

Но вчера у Кайафы все решилось просто и быстро. Они готовы встретиться с Учителем (они назвали Его Учителем, а не Назарянином!) ночью, в саду где Он бываетс учениками. Да, ждать больше нельзя, и днем бес владеет городом и людьми. Хоть предстоящей ночью, хоть на Пасху, – чем раньше, тем лучше. Они будут ждать Иуду теперь в любое время, слово за Учителем. Это было вчера вечером. А сегодня Иуда не отходил от Учителя ни на шаг, ждал слова. Теперь-то Он должен сказать прямо, не притчей – иди! Поэтому он и сел за столом этой тайной вечери в этом странном доме рядом с Учителем, – пусть остальные возмущались, не мог же он сейчас все объяснить им. И Учитель его не прогнал, и успокоил всех. Вымыл всем ноги, – и ему, Иуде. Вымыл всем ноги, – это тоже был знак: любой мог идти. Он всем вымыл ноги, но никто не понял…