Саша Селяков - *Цена прошлого#

Нас уже завели в прогулочный бокс, а я все не мог справиться со своими мыслями. Я тусовался вдоль стенки, игнорируя все попытки со мной заговорить.

– Погнал, наверное… День рождения в тюрьме не праздник… Да еще и первый… Двадцатилетие в тюрьме, да… – доносилось откуда-то. Все было как в тумане и голоса звучали эхом где-то вдалеке.

Звук открывающегося замка вернул меня к реальности. Дверь открыл дубак, и из глубины коридора я услышал ее голос. Она звала меня. Я шагнул за дверь. Она стояла там и смотрела на меня. Охранник тем временем закрыл дверь, отдал ключи Юле и ушел, оставив нас одних. Ее лицо было серьезным и сдержанным.

– Давно ты здесь?

– Уже месяц.

Снег валил крупными хлопьями, он падал ровно и медленно. Казалось, стояла абсолютная тишина.

– И за что?

– Да там… Степу помнишь? Он тоже здесь… А ты-то как сюда попала? Давно работаешь?

– Уже год почти.

– Ого. Я и не знал.

Она вздохнула и отвела глаза. Мне вдруг захотелось ее обнять, прижать к себе. Но я не знал, можно ли? Вдруг это как-то ей навредит, вдруг ее за это уволят. Да и вообще… Я не могу. Мы сейчас не в том положении. Я сижу, она меня охраняет. Как быстро меняется восприятие. Она как будто из другого мира. Нас уже разделяла невидимая стена.

– Мне пора. Долго нельзя.

Я кивнул и отошел в сторону, чтобы она смогла открыть дверь. Зайдя в бокс, я оглянулся:

– У меня сегодня день рождения.

Она молчала очень долгую секунду.

– Поздравляю.

Дверь захлопнулась. Меня встретили восторженные взгляды и возгласы сокамерников:

– Подруга твоя? Повезло! Красивая! Вот тебе и подарочек сразу! Целовались? А че?… Ты ее хоть потрогал?… Пф, надо было ее в пустой боксик завести… Эх, молодежь, всему учить надо…

Я невольно улыбнулся, прикурил сигарету и посмотрел на небо. Снег падал на мое лицо. Легкая грусть быстро сменилась знакомым чувством приятного тщеславия.

######

Двадцать лет – круглая дата. По всем общественным параметрам я стал уже взрослым человеком. Но все было точно так же, как и вчера. Я не ощущал этого, я не чувствовал ничего подобного. Какая разница сколько человеку лет? Возраст – это стереотип современного общества. Даже разница в несколько лет, не говоря уже о десяти-двадцатилетнем различие, заставляет нас менять свое отношение, корректировать сделанные выводы и автоматически ставить себя ниже или же выше этого человека. Это далеко не всегда оправдано.

Рубль и Домик играли в нарды, сидя на одной шконке напротив друг друга. Я же, пождав ноги, сидел на пятаке так, чтобы игровая доска была прямо перед моими глазами.

– Ну, Костыль! Ну, дает! Надо же было так! – переставляя фишки, восклицал Рубль. – Ведь был же нормальный мужик, сколько играл, всегда рассчитывался, а тут – на тебе! Такое выкинуть! Как так – не понимаю!

– Гондон он, а не Костыль. Думал, освободился – все можно. Пацанов кинуть захотел. Думал, не попадет сюда больше. Нет, жизнь таких не прощает. Нас здесь он сколько времени обманывал. Белый. Надо же было придумать. Еще и мамой прикрывался – больная, старая, где я деньги возьму… Тьфу ты, нахер! – выругался Домик.

– И что с ним дальше будет? – спросил я.

– К своим поедет счастья искать. В красную хату, где такая же чесотка, как и он. В лагерь приедет, там тоже с ними жить будет. Все, он теперь красный, то есть непорядочный. Да он и был им всегда, просто обстоятельства так складывались, что ему удавалось жить под маской порядочного. Он может и сам считал себя таким. Но суть свою не скроешь. Рано или поздно маска слетит и покажется истинное лицо. Гондон он, короче.

Когда Домик договорил, Рубль расхохотался, оценив его красноречие:

– Что правда, то правда, ха! Лучше и не скажешь.

– Мужики, чай будете? Заварился уже, – предложил я.

Рубль опять закатился в новом приступе хохота:

– А-ха-ха! Не, ну ты посмотри на него – в натуре чифераст!

Увидев мой серьезный взгляд, он рассмеялся еще больше, одной рукой похлопав меня по плечу.

– Больше не называй меня так, – дернув плечом, я скинул его руку.

– Да ладно, пацан, мы же прикалываемся. Ничего обидного я тебе не сказал. На серьезе будем – вообще от скуки помрем! – продолжал улыбаться Рубль.

– Со мной…

– Нет, Славян, правда, – перебил меня Домик, – приколы разными могут быть. Это твое «чифераст» в натуре слух режет. Одно дело, мы с тобой два пердуна прикалываемся друг с другом – нас хоть как назови, все равно ничего не приклеится. А ты себя молодым вспомни! Мне бы тогда такое сказали, я бы уже по пояс в крови стоял.

– Базара нет. Прав ты, согласен, – улыбка с его лица исчезла, – забыли. Игнат, ты главное не огорчайся, зла не держи, ничего личного. Ну давай, неси чего ты там наварил, хапанем твоего яду!

Мы еще долго сидели так: пили чай, играли в нарды, только уже «на победителя», то есть проигравший встает и уступает место следующему. Рубль веселил нас своими историями, я от души смеялся, а Домик вздыхал и качал головой.

– Ха! Что я тут вспомнил! Наш белый Костыль ему в подметки не годится. Сейчас расскажу, – сев поудобнее, он зачем-то закатал рукава и потер свои узкие ладони. – Я тогда был на больничке в тубе, с чахоткой лежал. Она областная, туда привозят больных со всех лагерей нашей области. Встречи со старыми приятелями, подельниками, которые сидят на разных зонах, знакомство с новыми людьми, общение день и ночь. Хорошо там, хоть и больничка. В общем, сидим мы в палате, народу собралось много: в углу катран играет, кто разговаривает, кто кушает. Мы со старичками с краю чифирим в уголочке – одну кружку на пятерых по кругу гоняем. Все курят, дым столбом, хоть и дверь нараспашку. Тут смотрю – по коридору какой-то дядька тусуется и каждый раз, проходя мимо, как-то странно на нас поглядывает и брови хмурит. Ну, я особо внимания не обращаю – мало ли что, думаю, тубазита обожрался, ходит гусей гоняет. Мы уже заварили второй литряк, обстановка располагает, компания душевная, хорошо сидим. Тут вдруг этот дядька останавливается, пучит глаза, вскидывает брови и быстрым шагом идет к нам, – своими музыкальными пальцами Рубль ловко достал сигарету из пачки и продолжил:

– Кружку поставь.

– Не понял.

– Сейчас поймешь. Кружку поставь .

Что-то в его взгляде подсказывало мне, что он не шутит. Кружку поставили на стол, и мы молча уставились на него.

– Ты чего тут делаешь? Он давно здесь ? – наш гость кивнул на худого долговязого мужика лет так пятидесяти, который сидел с нами за столом. Ему ответили, что месяц, может и больше, точно никто не помнит.

– В чем дело-то?

– Да это же пидор! Полгода назад с моего лагеря освободился! Этот петух полы у нас в бараке мыл. Недолго же ты на свободе пробыл. Чего вы на меня так смотрите? Да он это, я ему еще перед освобождением за щеку дал, не спутаешь!