Небольсин Анатольевич - Русская национальная мысль. Том 1

Священное Писание нам исповедует Царствие безграничной Любви. К примеру, в самом начале священной Книги описываемый порядок очерёдности сотворения Вселенной, который не вписывается в наше научное мировосприятие: почему-то растительность появилась раньше, чем даже Солнце и Луна. С одной стороны это важно для того, чтобы человек не примыкал к ложному представлению о Боге, ибо Он пребывает в ином, не в предметах и не в порядке их – заметен в промысле Божьем, в Его воле. Также как образ Божий на человеке пребывает также в ином – чтобы подчеркнуть это иное, чтобы дать выразиться этой силе Божественного, возникла необходимость сотворить первому человеку помощницу-жену. С другой стороны, так как Бог есть любовь, то нет никакой важности в том, какой там порядок сотворения – лишь бы все было живое, лишь бы все хорошо и всему вокруг было радостно. Это понятно только тем, кто молится. Ведь молитвеннику не нравится логично сложившийся порядок вещей – именно против него он протестует, и он призывает Бога сделать то, что для Творца естественно – нарушить логику жизни. Молитвенник хочет сломать логическую неизбежность надвигающейся трагедии и утвердить живоносную любовь – Господи помилуй меня. Таким образом, мы распознаем в самих себе то направление для движения к совершенству или для самосовершенствования, которое дарует нам вместо бунта ради логики вещей, истинное счастье и радость – принять все как есть. Это не сила мышц, это не мощные экономические системы, это не техника рукопашного боя, это не суперЭВМ. Это есть безграничная любовь, к которой все остальное перечисленное прикладывается самопроизвольно по мере востребованности утверждения этой же радости – вот что такое Царствие Небесное. Хорошо сие отражено на иконе святой Троицы святого Андрея Рублёва: У всех троих Божественных Мужей мы видим какие-то неестественные, в нашем понимании, позы, и вообще вокруг Них мир представлен в формах неправильной геометрии, что невозможно в нашей реальности. Но, несмотря на этот хаос форм, мир существует, существует Предвечный Совет абсолютного согласия в жертвенном служении. То есть, вот таким образом Андрей Рублёв изображает Любовь. Если есть любовь, то будет иметь место Вселенная. А если нет любви, то самый совершенный порядок, самые верные правильные формы рухнут. Отсюда нам явственно вычерчиваются цели эволюционного становления всего живого в единстве борьбы противоположностей. По всей логике вещей, в процессе эволюции должно возникнуть нечто всесильное и всепобеждающее со множеством достоинств. Это живое существо должно быть наделённым всеми достоинствами победителя: рогами для нападения или обороны; также должна быть самая мощная пасть с огромными клыками; копыта для быстрого бега на большие расстояния; хвост для управления собой во время погони за жертвой; шерсть для выживания в холоде; огромный пятак, чтобы рыть землю; также умение быть оборотнем для маскировки; огромные размеры и так далее. А теперь оглянемся вокруг и увидим, что выжил в этом естественном отборе тот, кто вообще беспомощен в противостоянии даже какому-то комару или клещу. Выжил тот, кто вообще не имеет никаких достоинств, столь нужных для победы в борьбе. Выжил тот, кто по незлобию прощая все обиды жил, кто терпел и любил. Вот каков суд истории эволюционного становления, господа ученые. Иначе не могло быть, ибо любовь – свойство вечное, а эволюция этим свойством вечности как раз наделена в какой-то степени, а потому мы видим в этой же степени явственное проявление не всемогущества, а именно любви. Хотя сильные существа такие были, но где они? Мы находим их многочисленные останки и ставим в музеях археологии. Получилось, что как раз тот порядок вещей, который выражен на понятном для нас языке в Книге Бытия, постепенно выкристаллизовался в истории Вселенной, и это все оказалось хорошо. Так как Библия – это свидетельство о Божьем промысле, то не было смысла в ней упоминать об огромных динозаврах, ящерах и тому подобному, не дошедшего до наших дней. Ведь Книга книг и без того трудно читаема и сильно объемна.

После всего сказанного здесь следует дать определение о счастье. Счастье всегда многогранно по природе Царствия Небесного и все грани радости должны присутствовать в человеке единовременно. Грехопадением произошло расчленение на составляющие, ибо Бог велик и велика Его радость, а потому приобщение к ней должно уже происходить удобоприемлемо для болящего первородным грехом человечества. Так как человек пребывая в высшей экзальтации счастья от созерцания Творца «не слышит» голос своего тела, а в преображении природы человека должен участвовать весь он, а не какая-то его часть, то Бог создает ему помощницу, ибо теперь он, чтобы быть счастливым, должен сделать счастливой свою жену, которая требует к себе близости по подобию. Теперь, чтобы быть счастливым, он должен нести послушание у слабости. Хотя преображение в Боге всегда связано с перерождением, с переменой к большему совершенству, а потому движение к абсолютному подобию должно идти удобоприемлемо постепенно, соразмерно с природной возможностью тела человека возрастать. Ненадорванное тело становится условием вечности бытия в полноте, а это есть тоже образ Божий. После грехопадения человеку послушание у жены имеет ещё большее значение, ибо плоть его ослабла от воспаления грехом. Границы, в пределах коих происходит спасение, сильно сузились. Человек, который «не слышит свое тело» рискует нарушить свое естество. К примеру, страда. Человек, пребывая в единении с Богом, стимулирует физической нагрузкой все грани радости бытия – просто эта радость по нашему определению должна быть явлена как полная бесчувственность к летнему зною, надоедливому гнусу во время монотонного физического труда. В определённый момент женщина должна позвать его на обед или просто принести воды попить, или отвлечь от тяжелого труда на некоторое время – все это в целом дает возможность передохнуть, сменив образ деятельности на более легкий. При этом надо сказать, что в природе человека, согласно закону жизни, все должно течь и течение это несколько болезненное вне исихазма. То есть в исихазме человек «не слышит голос своего трудящегося тела», терпящего, кроме физической нагрузки, укусы насекомых и зной летнего дня. Но этот вот контраст активирует всю полноту природы человека, активируя его психику и приобщая к душевному веселью. Душа поет – поет и тело. Если душа радуется, то даже заточение становится раем – такова природа счастья. Вне молитвенного исихазма, человек превращается в беглеца, ибо везде он получает травму психики, ибо первый признак того, что было покушение на физическое здоровье – ожидание того, когда это все закончится. Преп. Силуан Афонский говорит, что трудиться надо так, как будто с этого момента ты будешь выполнять свою работу вечно, то есть святой старец хочет сказать, что нельзя ждать конца работ. Это возможно, если душа уже во Царствии Небесном – то есть это не самовнушение и не усилие воли – это живое общение личности с Личностью. Тот, кто не ведает то, о чем здесь речь, чтобы удовлетворить потребность в одном – он покупает путевку на море. Там на море после двух-трех дней отдыха, он понимает, что он соскучился по дому и у него есть дела. Приехав домой, он хочет сходить на природу, либо сеть, к примеру, на скутер, потому нырнуть с аквалангом на морское дно. Получив удовлетворение, тут же получает пресыщение и вновь речь заходит о травме психики уже от этого. От радости отдыха не ищут и отпуск не ездят. И так у него всея жизнь в беготне – то стимулирует одну грань своей природы, то другую, то третью. В то время, как селянин все это имеет бесплатно, ибо стимулирует свою природу именно теми реалиями, в коих живет, кои оказались в поле его доступности по естеству жизни. Душа поет не от того, что ей хорошо приобщившись к Источнику радости. Восход и закат Солнца есть везде, также как и иные реалии красот. И понятно, что право человека всегда есть жизнь в счастье, но только теперь это счастье требует много энергозатрат, которые неизбежны из-за поиска счастья всех там, где нас нет. Оные все менее и менее восполнимые и даже уже начинаются необратимы процессы в природе. Хотя конечно, человек должен познавать себя. Так как он, по нашему определению сам есть все то, что его окружает, флора и фауна, и даже вся Вселенная, то он познавая себя в образе этих явлений бытия, тоже познает себя, но совсем не для того, чтобы потерять все то, что он познал, но обрести и улучшить. Ведь мы, желая познать себя не вспарываем свой живот от любознательности – мы ищем иные пути, то есть иные пути к счастью без убийства самого себя. Вот в чем вопрос.