Юлия Черкасова - Эридан. Рассказы

Я закрыла глаза:

– Жюли, здравствуй! – зашелестело тихим шёпотом нечто внутри меня, – мы ждали тебя…

Странно… Голос в моём воображении звучал наяву, – и в то же время я осознавала, что в отсеке – полная тишина; коллеги, как и я, безмолвствовали. Он звучал не в привычном смысле, нет, всё было иначе: так, словно звук, минуя органы слуха, проникал напрямую в нервные клетки – или был рожден ими? – и, текучей волной обволакивая нейронные сети, транслировал информацию на моём языке. Меня охватил восторг, и по телу медленно разлилось невероятное чувство: смесь спокойствия, радости и блаженства. Я не испытывала никаких эмоций, и вместе с тем была наполнена абсолютной гармонией – только так её можно было себе представить.

Я повернулась к Виктору.

– Ты что-нибудь слышал?

– Оно говорит со мной, – тихо ответил парень, – почему-то я сейчас так счастлив, притом совершенно безусловно. Я хочу слушать его…

И вдруг я всё поняла. Всё, что прежде было скрыто за цифрами, формулами и схемами, определениями и расчётами. Цельный образ как множественная совокупность компонентов и связей – бесконечный живой организм, пребывающий в постоянном движении и осуществляющий непрерывный рост. Он возник в моём сознании вмиг, как истина. Казалось, мне нечего теперь исследовать – я всё уже знаю.

***

Миновав слои радужной атмосферы, мы опустились на Объект 12335, где обнаружили на удивление скудный пейзаж. Серо-зелёные скалы и мутная дымка высотой в половину человеческого роста, растянувшаяся над лысым каменистым субстратом. Кое-где материя сгущалась и формировала подвижные клубки-эпицентры, которые поднимались на высоту в два-три метра, словно призрачные вулканы. Интересно знать, каковы её свойства и биохимический состав?

– Что-то не вызывает у меня доверия этот туман, – шепнула я Виктору, – давай-ка для начала возьмём пробы.

Туман оказался ядовитым, как я и предполагала, – ядовитым, впрочем, не настолько, чтобы возникла необходимость в его нейтрализации, но… Вслед за биохимическим анализом среды зонд передал куда более важную информацию: дымка скрывала нечто странное, – и пряталось оно в тех самых эпицентрах за мутной густой пеленой.

«Неопознанная органическая форма жизни, – отрапортовали приборы. – Уровень агрессии – «0», уровень физической опасности – «0», уровень химической опасности – «3» (средний)».

Мы с Виктором переглянулись.

– Я хочу туда, – пожаловался он, – скорее увидеть всё своими глазами.

– Да, – отозвалась я, – потерпи ещё час-другой. Нужно подготовиться, как следует, чтобы это не оказалось нашим последним зрелищем.

***

Укомплектовавшись под завязку, мы с коллегой облачились в скафандры и погрузились в камеру. Та бесшумно выдвинулась, и, миновав череду синхронно раскрывающихся и смыкающихся люков, опустилась на субстрат.

Мы вышли наружу. Сила гравитации не отличалась от земной – я хорошо чувствовала себя на ногах: легко и вместе с тем уверенно.

– Как дома, да? – шепнул мне в ухо по рации Виктор, – можно в футбол играть.

Я засмеялась, вспомнив байку, как коллеги из другого сектора решили сыграть в футбол на поверхности какого-то объекта с низкой гравитацией и сильными вихревыми потоками – мяч тут же взмыл и хаотично заметался прямо над их головами, с каждой секундой увеличивая скорость и приобретая совершенно невообразимую силу удара при случайном столкновении. Через пять минут приборы уже верещали о максимальной угрозе, и запаниковавшие космонавты спешно погрузились в корабль – пришлось менять место стоянки. Из центра им объявили строгий выговор, а сплетня тут же разлетелась по секторам.

– Пойдём! – я двинулась к одному из клубов тумана. – Посмотрим, что там внутри.

Мы шагнули в гущу призрачного вулкана и визуализаторы замигали, настраиваясь на его биохимический состав, чтобы обеспечить стопроцентную видимость.

Спустя несколько секунд мы перестали замечать дым, и увидели перед собой скопление шарообразных тел, отдалённо напоминающее кладку крупных яиц. Идеальной сферической формы, влажных и будто силиконовых – так, по крайней мере, воспринимал их матово-белёсую поверхность человеческий мозг.

Оболочка «яиц» вздрагивала, будто нечто трогало её изнутри, и кладка ритмично дышала, – в том же ритме, что и радужная атмосфера этой необычной планеты.

– Хм… – прокомментировал увиденное Виктор, – я сейчас затрудняюсь определить наши дальнейшие действия.

– Давай пока за ними понаблюдаем, без проб, – предложила я. – Неясно, что внутри. И у меня приборы возмущаются.

Да, диагностическое оборудование наотрез отказалось определять природу образований. Оно выдавало одно и то же, стандартное: «Неопознанная органическая форма жизни», – как бы я не настраивала его.

– Пожалуй, единственное, что мы сейчас можем – довериться своим глазам, а чуть позже рискнуть взять-таки биопробы, если удастся… – не успела я договорить, как средняя часть кладки задвигалась интенсивней: сферы начали резко вздрагивать и раскачиваться.

Я попятилась – скорее по инерции, нежели от страха, а Виктор остался на месте.

Движение с каждой секундой усиливалось и ускорялось. Оболочка «яиц» стала деформироваться, растягиваясь кнаружи и выпячиваясь в некоторых местах – объекты нашего наблюдения затанцевали, вовлекая в неведомый процесс периферию. Околдованная удивительным зрелищем, я неотрывно смотрела, забыв обо всём, – и, кажется, догадывалась, что произойдёт минутой спустя.

Наконец, это случилось. Сферы лопнули, и из них, на ходу расправляя многоцветные крылья – длинные и сужающиеся, словно стрелы, от основания к кончикам – взмыли радужные птицы. Полупрозрачные, как туман, словно сотканные из невообразимой феерии оттенков, недоступных восприятию… Они были прекрасны! Я никогда не наблюдала чего-то, хотя бы отдалённо напоминающего то, что происходило сейчас – словно счастье обрело реальную форму и воплотилось в телах этих сказочных птиц.

Птицы поднялись выше, и мы с Виктором, охваченные сумасшедшей эйфорией, бросились наружу, чтобы проследить, куда они отправятся. То, что мы увидели там, потрясло нас ещё больше – из жерл «вулканов» фонтанами радужных струй вылетали стаи, и, не останавливаясь ни на миг, уходили вверх – к такому же радужному небу.

– Смотри, они растворяются! – крикнул мне Виктор, и голос его сорвался на полуслове. – Они сливаются друг с другом!

Птицы таяли – прямо на наших глазах – а их тела расползались в атмосфере, соединяясь друг с другом, и поднимались ввысь уже одной сплошной пульсирующей радугой.

– Так вот как она образовалась… – прошептала я. – Вот что это такое…

Я подумала, что наши коллеги на корабле тоже сейчас видят это с экранов; и все члены экспедиции, включая нас с Виктором, только что стали свидетелями чего-то сверхудивительного… Рождения! Вот только рождения чего? Счастья? Восторга? Любви? Некой материи, которая является праосновой того, что мы, люди, пытаемся выразить, облекая чувства в словесные формы?