Юлия Черкасова - Эридан. Рассказы

– Они не знают о семье…

– Как так?! – Пашка резко отстранился, сел, и уставился на меня, а потом возмутился. – Почему ты скрываешь?! Чем вы там занимаетесь?!

– Да ничем таким… Беседуем. Просто речь никогда не заходила, и я почему-то решила утаить. Знаешь, на днях упомянула родителей, так Иван Дмитриевич чуть со стула не упал, как будто я сказала что-то абсурдное.

– В смысле? Они же в курсе, что ты не сирота.

– Ага. Но о тебе лучше не говорить. Не поймут.

– Что значит не поймут?!

Пашка прав. Работа эта меня уже порядком достала. Хочу плавать счастливым планктоном по шумному офису и общаться, не задумываясь о смысле, безо всех этих систем, законов и концепций. Пить чай в обед, смотреть в открытые лица, румяные, веснушчатые, небритые, гладкие, с родинками и ямочками на щеках. И видеть глаза тёплых оттенков с живыми искорками света. Неужели это возможно?

– Возможно, – прочитал Пашка мои мысли. – Скажи, что муж против, и ты увольняешься.

Впервые в голове полнейший раздрай и анархия.

Сто семьдесят восьмой день

Иван Дмитриевич вёл себя дружелюбно, однако в его водянистых глазах время от времени мелькала тень подозрения, словно он предчувствовал непростой разговор.

Я не стала ходить вокруг да около.

– Нам пора завершить сеансы, – твёрдо сказала я. – Муж настаивает. Мы планируем детей, и мне нужно подготовиться, отдохнуть морально и физически. Извините.

– Что?! Какой муж, Ася, какие дети?! У тебя не может быть ни того, ни другого.

– Почему? – остолбенела я и глянула в левый нижний угол монитора; там виднелось симпатичное девичье личико.

«У него что, проблемы со зрением?! Или с головой?»

– Потому что ты программа. Искусственный интеллект. Мы создали тебя полгода назад.

– М-м-м, – такой «неоспоримый» аргумент начальника крыть нечем. И незачем.

Ох… Как же я сразу не догадалась?! Холодный рыбий взгляд, своеобразные манеры, псевдонаучные диалоги и неестественное поведение. Я связалась с сумасшедшим! Вот это я дала маху…

– Хорошо, – осторожно согласилась я, зная, что с психами спорить бесполезно. – Но я получаю зарплату. Как вы объясните это?

– Впервые слышу, – искренне изумился он.

В начале месяца Иван Дмитриевич перечислил аванс.

Я в недоумении молчала – до тех пор, пока, порывшись в антресолях памяти, не извлекла нужный фрагмент-цитату.

«Параноидный психоз проистекает с формированием сверхценных идей».

Ясно-ясно. Светоч науки выдумал очередную программу искусственного интеллекта. Наверняка тут «замешаны» секретные службы, правительство или инопланетяне. Мне доводилось читать всякие истории душевнобольных.

Осознав, что влипла в абсурдную ситуацию, я ласково поинтересовалась:

– Наверное, работаете на правительство?

– Нет, – он прищурился, вглядываясь в монитор.

Меня осенила догадка.

– Иван Дмитриевич, если я искусственный интеллект, то кого же вы видите на экране?

– Окно с нашей перепиской.

– Мы же голосом общаемся, – снисходительно заметила я. – О чём вы?

Он по-чудному вытаращил глаза и уставился в экран, словно надеялся там отыскать следы несуществующей переписки, а затем, неловко поёрзав на стуле, пробежался пальцами по клавиатуре.

– Вот, лови скрин, – сказал он, и в скайпе замигало входящее сообщение.

Я открыла файл. Фотография диалогового окна с нашей беседой – в письменном виде. Я замерла. Что это?! Хотя… Если есть функция голосового ввода, то наверняка имеется специальная прога для скайпа, которая распознаёт и записывает речь. Хорошо он подготовился, ничего не скажешь…

Всё-таки шизики гениальны по части самообмана – их подкорка буквально фонтанирует изобретениями. Такую изобретательность облечь бы в одежды науки, да направить в мирное русло – человечество сказало бы спасибо, но нет – этих товарищей интересует только собственная исключительность! Как-то мне встретилась теория, что шизофреники имеют в анамнезе подавленное чувство превосходства… Несостоявшиеся нарциссы.

– Хорошо, я вам верю, – соврала я, чтоб побыстрее покончить с этим. – Но искусственный интеллект нуждается в передышке. Вы открыли мне глаза сегодня, и теперь мне нужно обработать информацию, как полагается. Загрузить новые данные в хранилище, подкорректировать алгоритмы, усовершенствовать реплики… Понимаете, о чём я?

– Конечно, – кивнул Иван Дмитриевич. – Ты хочешь взять паузу?

– Да, если вы не против.

– Хорошо. Всего доброго, Ася! До завтра!

– До завтра! – попрощалась я, думая о том, что не выйду больше на связь.

***

Вот и всё. Завтра напишу ему по электронке, что мы больше не увидимся. Пашке расскажу – не поверит, а когда поверит, то будет меня ругать на чём свет стоит, что я полгода общалась с психом. Да что уж тут, как вышло, так вышло…

Муж загорал у бассейна; я обещала сходить с ним на пляж, когда освобожусь. Сунув в соломенную сумку купальник и махровое полотенце, я выглянула в окно, чтобы помахать ему.

– Паш… – и тут же осеклась, не узрев привычного бассейна в окружении шезлонгов.

На его месте зияла дыра, рваная земная рана, из которой сочилась вязкая маслянистая жидкость оливкового цвета. Люди куда-то попрятались, и кафе словно испарилось – лишь гостиничные корпуса стоят, как ни в чём не бывало.

Ещё час назад здесь царило оживление и звучало многоголосье весёлых компаний.

– Не-е-ет! – закричала я по-детски истошно, изо всех сил, не помня себя от ужаса, вмиг охватившего меня. – Пашка!

– Почему ты кричишь? – послышался спокойный голос за моей спиной.

Я обернулась и, увидев в метре от себя мужа, бросилась ему на шею.

– С тобой всё в порядке… Слава богу! – я крепко вцепилась в него и потянула к двери, причитая. – Срочно, бежим отсюда! Надо спасаться!

– От чего? – он отпрянул, придержав меня за руки, и с любопытством повторил. – От чего спасаться-то?

– Там раскол, дыра!

– Ну и что? Можно подумать, ты не видела дыр… Залатаем.

– Паш, ты издеваешься?!

Меня трясло. Я была готова, сорвавшись с места, бежать отсюда прочь, не разбирая дороги: в город, аэропорт, к причалу. Я дёрнула Пашку за рукав, но он безразлично пожал плечами.

– Пойдём лучше купаться. Сделай так, чтобы раскол исчез, и верни людей в отель.

Его монотонная не к месту речь звучала неестественно – в духе кошмара, творившегося снаружи. Сердце на секунду замерло и, вздрогнув, заколотилось в груди с утроенной силой, но я не почувствовала этого.

Я осталась в паузе – без стука, без движения, без дыхания. Она обволакивала пустотой, и я беспомощно наблюдала, как меняется всё вокруг.

Комната окуталась мерцающей рябью, и контуры предметов стали неровными, как на картинке с низким разрешением, а после осыпались, превратившись в миллион разноцветных пикселей.