Стивен Бухманн - Забытые опылители

Когда некоторое время назад мы взяли интервью у японского поэта и защитника окружающей среды Нанао Сакаки о популяции примулы, он уподобил её бонсаи: «[популяция] растения сократилась…, а того, что осталась, так мало в масштабах Японии. Вода вокруг неё была мутной, загрязнённой, полной пестицидов и помоев. Когда-то первоцвет рос прекрасными коврами». Теперь от них остался лишь маленький коврик.

На пике сезона цветения Вашитани не увидел ни единого насекомого-посетителя на 68 цветках более чем за 16 часов постоянных наблюдений. В целом фауна насекомых заповедника выглядит обеднённой, но особенно заметно отсутствие шмелей — самых активных опылителей других популяций первоцвета на соседнем острове Хоккайдо. Там шмелиные матки по-прежнему переносят пыльцу между имеющими разный облик длинностолбчатыми и короткостолбчатыми цветками, гарантируя высокую семенную продуктивность. Однако в остаточном местообитании вдоль реки Аракава семенная продуктивность уже не меняется: она незначительна, или же полностью отсутствует у некоторых из растений.

Шмелям могли быть необходимы пыльца и нектар из дополнительного источника корма, когда примула не цветёт, но доступного запаса этих источников корма могло не оказаться. Кроме того, использование инсектицидов на полях для гольфа по соседству или вытаптывание гнездовых участков в заповеднике, возможно, вредило шмелям. Примулы из заповедника Тайимагахара просто не выживут достаточно долго, если их опылители нуждаются в других ресурсах, которые нельзя найти в остаточном местообитании, где сохраняется редкое растение. Вот, почему Дэниел Дженсен напоминает нам о «постоянных внешних угрозах», которые могут подорвать способность растений и животных к восстановлению численности в маленьких заповедниках. Всякий раз, пока мы будем сталкиваться с давлением, исходящим извне границ охраняемых территорий, мы и в дальнейшем будем становиться свидетелями низкого репродуктивного успеха и снижения численности популяций растений на таких территориях.

Конечно, фрагментация местообитаний не окажет воздействие на всех опылителей одинаковым образом и в равной степени. В северной Европе Дженнерстен изучал фрагментацию природных местообитаний в ландшафтах, где преобладали модернизированные фермы, желая выяснить её воздействие на посещаемость пчёлами цветков редких растений и итоговый уровень семенной продуктивности. Он обнаружил, что сокращение размеров участка произрастания некоторых редких цветов, похоже, оказывает влияние на короткохоботных шмелей быстрее, чем на длиннохоботных. Хотя опыление, произведённое Дженнерстеном вручную, повысило семенную продуктивность редких диких цветов на самых маленьких участках местообитаний вчетверо, его успех оказывался значительно менее выдающимся в случае больших популяций, которые были едва затронуты промышленным сельским хозяйством. В похожем на островок фрагменте местообитания, где сохранилось совсем немного диких цветов, период выработки ими нектара и пыльцы был слишком коротким, чтобы поддерживать существование разнообразных местных опылителей, которым требуется питание на протяжении длительного периода активности. Когда размеры участка становились слишком маленькими, короткохоботные шмели были в числе первых, кто уходил на поиски источников корма в другие места.

Явление исчезающих пчёл и снижения темпа воспроизводства растений привлекло достаточно внимания, и потому ему дали название «эффект Олли». Когда размер популяции падает ниже некоторого порога, она больше не может поддерживать существование своих экологических партнёров и будет терять свою жизнеспособность. Принцип, впервые объяснённый ведущим экологом У. К. Олли на примере микроскопических организмов, известных как коловратки, чётко применим к редким растениям, которые не могут поддерживать существование опылителей или распространителей семян, необходимых для восстановления их популяций. Если только не произойдёт быстрого отбора редких мутантов, который позволит появиться какой-то другой форме воспроизводства — самоопыления, как это имеет место у арахиса, или вегетативного клонирования, как у картофеля — популяция растения вымрет, едва только пропадёт его бессменное животное-опылитель.

Если вы вдруг захотите взглянуть на вид растения, шаг за шагом неуклонно сдающего свои позиции под явно выраженным давлением фрагментации местообитаний, то вы не найдёте лучшего места для наблюдений, чем в Западной Австралии. На территории, где сельское хозяйство и прокладка дорог на протяжении последнего века быстро нарушили целостность полупустынных местообитаний, остаётся лишь 16 маленьких популяций шишконосного кустарника, известного как банксия Гуда. В девяти из остающихся популяций насчитывается в среднем лишь по восемь растений на участок. Более крупные популяции состоят в среднем из 150 растений, но они изолированы границами фермерских хозяйств или заповедников. И всё же даже в самых больших популяциях образование семян больше не достигает своего максимального потенциала. Это происходит не из-за того, что бедные почвы или усиленная конкуренция уменьшают количество шишек, которые могло образовать растение. Вместо этого ситуация выглядит так, словно шишки оплодотворяются не полностью.

В меньших по численности популяциях семенная продуктивность заметно хуже даже при том, что сами кусты примерно того же размера, что в охраняемых популяциях. Экологи из расположенного по соседству Перта обнаружили, что в пяти из девяти самых маленьких популяций, каждая из которых занимает менее 200 квадратных ярдов, в течение десятилетия не образовалось ни одной жизнеспособной шишки. Все эти популяции у обочин дорог слишком маленькие, чтобы привлечь к себе внимание опылителей — ночных хоботноголовых кускусов или медососов, которые активнее всего на рассвете. Хотя кусты расположены вдоль таких дорог, на которых вряд ли наблюдается хоть сколько-нибудь регулярное движение транспорта ночью или на рассвете, опылителей нигде не было видно.

Б. Б. ЛаМонт, один из экспертов по исчезающим банксиям в Западной Австралии, заключил, что ценность популяций по обочинам дорог в сохранении банксии Гуда как вида является незначительной: самые мелкие участки уже являются функционально вымершими, поскольку у них полностью отсутствуют средства для восстановления. Он и его коллеги не выбирают слов помягче: «Пусть управляющих земельными участками и специалистов по моделированию популяций отрезвит мысль о том, что ряд маленьких популяций не может обладать такой же ценностью для охраны природы, как одна большая популяция с той же общей численностью особей… Может существовать такой порог, ниже которого локальное вымирание неизбежно». Беверли Ратке и Эрик Джулс из Мичиганского университета разделяют эту обеспокоенность: