Хью Раффлз - Инсектопедия

Он мало что успевает прежде, чем группа мужчин приходит пригласить нас на себе – церемонию, на которой младенцу дают имя. Идти надо на другой конец деревни, так что Забеиру приостанавливает торговлю, и мы едем по узким песчаным улочкам к маленькому дому, проходим во внутренний двор, крытый соломой, где для нас освободили первый ряд стульев. Имам занимает свое место на циновке, рядом с группой старейшин, и аудитория наблюдает, периодически вторя благословениям, меж тем как высшие лица совершают торжественную церемонию. Это медитативное, успокоительное действо; все с молчаливой серьезностью сосредоточены на молитвах. Но вскоре я замечаю, что у нас за спиной идут какие-то бурные дебаты. Оборачиваюсь: Забеиру снова занял свое место позади пикапа и торгуется с целой очередью женщин, которые пришли продавать houara .

Здесь нас встречают даже слишком радушно. После церемонии отец ребенка приглашает нас к столу первыми, до всех его остальных гостей. Карим, Бубе, Забеиру, Ибрагим и я с ними входим в маленькое круглое здание, и нам подают замысловатые блюда из проса и мяса. Выйдя из дома, мы узнаем, что сборщицы вернулись из буша.

Перед домом неподалеку спешно разводят огонь, и какая-то девушка (на которую это всё явно не производит особого впечатления) начинает греть воду в большом котле на глазах у немаленькой толпы. По мере развития процесса Забеиру подробно комментирует его для нас в стилистике журнала National Geographic и вновь и вновь напоминает мне: не упускайте случая, фотографируйте. Когда ему приносят houara , он кидает их в кипящую воду, берет у девушки палку и, не прекращая свою болтовню, заталкивает трепещущих насекомых глубоко в котел. Женщин, совершающих эту рутинную операцию ежедневно, не допускают в круг, и они уходят, чтобы заняться более неотложными делами. Мужчины поочередно тыкают палкой в котел, внимательно наблюдая за зрелищем, которое они, верно, видели невесть сколько раз, но меня оно крайне удивляет: когда эти желто-бурые насекомые кружатся в клокочущей воде, они быстро розовеют – вылитые вареные креветки – и в этот момент открывают роковую дверь в другие вселенные своих возможных судеб.

Насекомые варятся тридцать минут. Тем временем мы с Ибрагимом беседуем с maigari — старостой этой большой деревни – и еще несколькими мужчинами. Они говорят нам, что criquet pèlerin появлялись здесь шестьдесят лет назад, но с тех пор не возвращались. Эти пожилые мужчины помнят катастрофу, но, как и мужчины в Риджио Обандаваки, не любят о ней задумываться. Их волнует не тот апокалипсис, случающийся раз в жизни, а проблемы с менее экзотическими houara — например, с birdé , подтачивающими каждодневную продовольственную безопасность.

Коммандо тоже участвует в разговоре. А потом говорит мне, что когда-то работал в деревне под названием Дан мата Соуа, примерно в ста километрах к северу отсюда. Надо туда заехать, говорит он. Тамошний вождь может рассказать нам о нашествии саранчи в 2005 году. Очень интересная история. И тут я замечаю за толпой Забеиру. Он держит tia и отмеряет ею насекомых, которых принесли женщины. К ужасу продавщиц, он заполняет миску с верхом, наваливая в нее всё больше. Когда он высыпает миску в свой мешок, в ней, наверно, на 40 % больше насекомых, чем полагается. Наблюдая за этим, я вспоминаю, что, когда он торгует на Касува Мата, он всегда вносит дополнительные «социальные платежи», как он добавляет в миску столько-то насекомых, исходя из статуса покупателя (например, вдова может получить побольше), и houara сыплются через край его миски в знак великодушия, – правда, те горки несколько скромнее, чем те, которые он наваливает сегодня.

В Маради мы вернулись без происшествий. Прежде чем мы уехали обратно, девушку, которая варила houara , снова вызывают: пусть рассыплет их на синем полотнище, чтобы мы посмотрели, как они сушатся на солнце. Забеиру выражает удовлетворенность программой, выполненной в этот день. Когда мы подъезжаем к городу, он спрашивает, скоро ли я сюда вернусь. Я не могу назвать ему четкую дату, и мы все погружаемся в собственные мысли. Когда мы приезжаем в дом Забеиру, он резко меняет стиль поведения. Отбросив сентиментальные условности, он требует плату за свои услуги, – видно, позабыл, что наша поездка задумывалась под флагом дружбы народов и что он уже неплохо заработал на женщинах из Дандасая. Карим негодует, и мы вступаем в напряженные переговоры, а Забеиру отказывается нас отпускать, пока мы не приходим к неудовлетворительному компромиссу.

Оставшись втроем, мы снова едем по городу в раздраженном настроении. Но оно скоро проходит. К нам возвращается целеустремленность, когда мы решаем последовать совету Коммандо и на следующий день отправиться спозаранку в Дан мата Соуа.

По данным Всемирного банка, зона нашествий criquet pèlerin охватывает 20 % пашен и пастбищ нашей планеты – двадцать восемь миллионов квадратных километров в шестидесяти пяти странах. Меры их сдерживания – преимущественно наблюдение и опрыскивание химпрепаратами – направлены на предотвращение массового размножения и на истребление насекомых в зоне рецессии – засушливой центральной области этого региона площадью шестнадцать миллионов квадратных километров, где скапливаются насекомые. Логика проста: едва личинки, объединенные в кулиги, претерпят последнюю линьку, сделавшись крылатыми взрослыми особями, и стая поднимется в воздух, будет только один способ защитить посевы – активно истреблять насекомых на месте, но у этого метода крайне невелики шансы на успех. Защита посевов в деревне, объяснял нам профессор Махамане Сааду, – признак неудачной профилактики в зоне рецессии. Это означает, что деревни применяют огромное количество пестицидов (в том числе вещества, которые в Европе и США под запретом), создавая риск как для деревенских жителей, которые применяют химию (часто они не имеют защитной одежды и не обучены технике безопасности), так и для пищевой цепи и источников воды в этом населенном пункте.

Как и обещал Коммандо, вождь Дан мата Соуа охотно поведал нам о нашествии. Саранча прилетела с запада, сказал он. Это было в октябре, сразу после сезона дождей. Просо созрело, но жатва еще не началась, зерно оставалось на полях. Худший момент из возможных.

Вначале насекомых было совсем немного: разведчики, как выразился Чинуа Ачебе, высланные осмотреть местность.

Саранча появилась около полудня. Тревогу забили дети, прибежавшие с полей. Но никто из взрослых не пошел смотреть, что там происходит. Все знали: слишком поздно. К сумеркам прибыла стая.