Ли Дугаткин - Как приручить лису (и превратить её в собаку). Сибирский эволюционный эксперимент

Академгородок должен был стать воплощением этой мечты.

Десятки тысяч исследователей должны были жить здесь, образуя процветающее сообщество ученых, способное продвинуть советскую науку на ведущие позиции в мире. Этот научный Вавилон находился в 3000 км от Москвы, и даже самые страшные сибирские морозы и слабеющая власть Лысенко не могли омрачить привлекательность этого места. Со всех концов СССР туда стекались ученые, старые и молодые, и они охотно ехали в Сибирь. При Лысенко их отправляли в сибирские тюрьмы и ссылки, теперь же они ехали возрождать науку в утопическом граде, возводимом в самом необычном месте.

Вскоре Беляева повысили в должности. Он стал заместителем Дубинина. Теперь у Дмитрия появилась возможность осуществить полномасштабный эксперимент по доместикации лис, и он начал готовить его, еще находясь в Москве. Но Беляев скоро понял, что ему по-прежнему нужно действовать осмотрительно. Лысенко и его окружение еще не утратили власть, их приводила в бешенство решимость генетиков игнорировать их запреты. Была начата новая кампания против генетики. В январе 1959 г. сформированная Лысенко комиссия {26} 26 Возглавлял комиссию М. А. Ольшанский. отправилась инспектировать Академгородок. Комиссия имела полномочия дать оценку деятельности Института цитологии и генетики и его сотрудников, так что над Беляевым и его подчиненными снова сгустились тучи. Работники института вспоминают, как члены комиссии «совали нос в каждую лабораторию», доискивались и допытывались до всех и каждого, вплоть до секретарш, и, по слухам, были крайне недовольны тем, что здесь проводятся настоящие генетические исследования. Во время встречи комиссии с Михаилом Лаврентьевым, главой всех институтов Академгородка, ему заявили, что «направленность работ Института цитологии и генетики методологически порочна». Все прекрасно понимали, что в устах лысенковцев это было зловещим предупреждением.

Отчет комиссии о поездке в Академгородок был доведен до сведения Никиты Хрущева, тогдашнего советского лидера. Хрущев, с давних пор поддерживавший Лысенко, решил лично разобраться в ситуации во время своего визита в Новосибирск в сентябре 1959 г. Когда что-то шло не так, как ему хотелось (а в Академгородке, крупнейшем на тот момент проекте, дело обстояло именно таким образом), Хрущев давал волю своему темпераменту. Он пригрозил «разогнать к чертовой матери» всю Академию наук, если положение не изменится. Он кричал: «Я вас разгоню! Я лишу вас дополнительных оплат, всех привилегий! Академия нужна была Петру I, а нам она для чего?» {27} 27 Воспоминания академика А. А. Трофимука о визите Хрущева: http://www.sbras.nsc.ru/HBC/2000/n30–31/f7.html.

Во время визита Хрущева сотрудники всех академических институтов собрались у входа в Институт гидродинамики. Один из присутствовавших вспоминает, что премьер «очень быстро прошел мимо собравшихся людей, не обратив на них ни малейшего внимания». Какой именно разговор произошел между Хрущевым и руководством Академгородка, нам неизвестно, но из источников того времени ясно, что Институт цитологии и генетики неминуемо закрыли бы, если бы не вмешалась дочь Хрущева Рада, сопровождавшая отца в поездке. Рада, известный тогда журналист и биолог по образованию, вполне понимала, каким мошенником был Лысенко. Именно она убедила Хрущева не закрывать институт.

Однако премьер считал, что он должен как-то выразить свое неудовольствие, и уже на следующий день академика Дубинина сняли с должности директора института. Беляев как его заместитель стал исполнять обязанности директора института. Занять место столь уважаемого человека, как Дубинин, было не самой приятной перспективой, но Дмитрий считал, что открывающиеся возможности – даже в такие трудные времена – помогли бы ему обеспечить проведение первоклассных генетических исследований. Его коллега и друг вспоминает, как спустя много лет Беляев предложил ей возглавить лабораторию. Она очень боялась этого назначения, потому что ей предстояло занять место одной выдающейся исследовательницы, и отказывалась, твердя: «Я не могу, не могу!» Беляев ответил: «Забудьте вы про слово “не могу”. Забудьте, если хотите работать в науке. Или вы думаете, что мне было легко стать директором этого института после Дубинина?» {28} 28 Интервью с Екатериной Будашкиной, январь 2012 г.

Итак, он взял в свои руки бразды правления и сразу же начал искать того, кому мог бы поручить проведение эксперимента своей мечты.

«В глубине души, – рассказывает Людмила Трут, – я патологически люблю животных». Это качество досталось ей от матери, обожавшей собак. Людмила выросла в окружении домашних животных, и даже в тяжелейшие годы войны, при нехватке продуктов, ее мать продолжала подкармливать бродячих псов, говоря: «Если мы не накормим их, Людмила, они погибнут. Они не могут без людей». По примеру матери Людмила всегда носит в кармане угощение для бездомных собак. Она никогда не забывает, что домашние животные не могут без человека. Просто потому, что они такие, какие есть из-за нас.

Страсть к животным привела Людмилу в Московский государственный университет, где она начала изучать физиологию и поведение животных. Этот университет – один из ведущих в мире, а его учебная программа по физиологии была лучшей в Советском Союзе. Людмила получила прекрасную подготовку и могла осуществить эксперимент Беляева. Российская наука имела блестящую традицию изучения поведения животных, и профессора, учившие Людмилу, работали когда-то вместе с легендарными учеными.

В 1904 г. Иван Павлов получил Нобелевскую премию за труды по изучению условных рефлексов [3] Иван Петрович Павлов (1849–1936) получил Нобелевскую премию по физиологии или медицине в 1904 г. «За труды по физиологии пищеварения, расширившие и изменившие понимание жизненно важных аспектов этого вопроса». – Прим. науч. ред. . Первый русский нобелевский лауреат показал, как у собак, привыкших получать пищу по сигналу колокольчика, после звонка начинала выделяться слюна, даже если никакой еды они не получали. Павлов предположил, что это был подсознательный процесс формирования условного рефлекса, а не следствие осознанного ожидания корма. На работы Павлова опиралось новое научное направление, известное как бихевиоризм [4] Идеи появились еще в XIX в. Основателями бихевиоризма являются также Э. Торндайк, Д. Б. Уотсон, Б. Ф. Скиннер. – Прим. науч. ред. . Бихевиористы подчеркивали важнейшую роль внешней среды в формировании поведения и преуменьшали роль генетических факторов. Эти исследователи, включая американца Берреса Ф. Скиннера, прославившегося на Западе своими опытами над крысами, работали в русле павловского подхода.