Ли Дугаткин - Как приручить лису (и превратить её в собаку). Сибирский эволюционный эксперимент

Дмитрий жадно читал его работы, восхищаясь не только масштабом научных достижений, но и яростной защитой генетики. Он надеялся, что, реализуя своей проект по изучению доместикации, сможет повторить вавиловский пример научного новаторства и стойкости духа и что сам Вавилов искренне поддержал бы его начинание. Старший брат Дмитрия Николай Беляев, судьба которого, по вине Лысенко, сложилась трагически, тоже несомненно стал бы горячим сторонником этого замысла. Революционные события 1917 г. принесли семье Беляевых множество испытаний, но эти люди никогда не отказывались от своих убеждений.

Отец братьев Беляевых Константин был приходским священником в большом селе Протасове, расположенном в четырех часах езды на юг от Москвы. По рассказам современников, прихожане его почитали. Но у новой власти было другое мнение на этот счет. Вскоре после революции 1917 г. правительство взяло курс на построение атеистического государства. Начались гонения на религию, конфискация церковных ценностей и преследование верующих. Священник Константин Беляев неоднократно попадал в тюрьму. В 1927 г. нападки на духовенство так обострились, что родители стали бояться за безопасность десятилетнего Дмитрия. Его увезли из Протасова в Москву, к Николаю, который был старше брата на 18 лет и уже обзавелся семьей. По счастью, Николай поступил в Московский университет до начала антирелигиозной кампании, ведь позже он как сын священника был бы лишен такого права. Его специализацией стала новая отрасль науки – генетика, а объектом исследования – чешуекрылые. Дмитрий боготворил своего брата и помогал ему каталогизировать экземпляры бабочек, когда Николай приходил домой с учебы. Николай объяснял, каким образом эти эфемерные создания могут помочь генетикам разгадать такое чудесное явление, как метаморфоз насекомых. Когда Дмитрий переехал к нему, Николай Беляев проводил исследования в Институте экспериментальной биологии Н. К. Кольцова {15} 15 Институт был основан в 1916 г. на частные пожертвования, после революции состоял в структуре Наркомата здравоохранения. См.: Инге-Вечтомов С.Г., Бочков Н.П. Выдающийся генетик и гражданин: К 100-летию со дня рождения академика Б. Л. Астаурова // Вестник РАН, 74 (2004): 542–547. , работая в лаборатории Сергея Четверикова, одного из самых уважаемых и известных генетиков в стране. Из этой лаборатории вышло немало первоклассных российских ученых, а Николай был протеже Четверикова. Многие коллеги видели в нем лидера нового поколения русских генетиков. По средам в лаборатории Четверикова проводились совместные чаепития и обсуждались самые горячие научные новости. Николай частенько брал с собой и Дмитрия. Младший брат сидел в уголке, зачарованно слушая невероятно страстные дискуссии, которые нередко срывались на крик. Недаром Дмитрий впоследствии называл эти встречи «совместным оранием» [2] Речь идет об известном в истории российской генетики семинаре, проводившемся в 1920 гг. С. С. Четвериковым. Среди участников этот семинар получил шутливое название «Дрозсоор» (или просто СООР) – «совместное орание о дрозофиле». – Прим. пер. .

Репутация Николая Беляева росла, и в 1928 г. ему было предложено место сотрудника в Среднеазиатском институте шелководства в Ташкенте, куда он и отправился изучать генетику шелковичного червя. Это было важное назначение, ведь любое усовершенствование в производстве шелка могло принести большую пользу экономике страны. Дмитрий хотел пойти по стопам брата и мечтал об академической карьере, но ему пришлось остаться в Москве, в семье старшей сестры Ольги. С двумя детьми на руках семья едва сводила концы с концами, так что Дмитрий был вынужден поступить в семилетнее техническое училище, где обучали специальности электрика {16} 16 Аргутинская С. Воспоминания // Дмитрий Константинович Беляев, под ред. В. К. Шумного, П. М. Бородина, А. Л. Маркеля, С. В. Аргутинской. Новосибирск: РАН, 2002. С. 6–91. . Он все еще надеялся получить университетское образование и, когда ему исполнилось 17 лет, подал документы в МГУ. Результат был обескураживающим: «поповских детей» в университет больше не брали. Дмитрию пришлось поступить в Сельскохозяйственную академию в городе Иваново. Там он по крайней мере мог изучать биологию, к тому же академию нередко посещали первоклассные ученые, выступавшие с лекциями о новейших достижениях в области генетики.

Зимой 1937 г. в семействе Беляевых узнали, что Николай исчез. Добившись прекрасных результатов в области генетики шелковичного червя, он был назначен директором Государственного исследовательского института в Тбилиси. Осенью 1937 г. Николай поехал в Москву, где его предупредили о том, что в Грузии начались аресты генетиков. Невзирая на опасность, он вернулся к жене и 12-летнему сыну… Лишь много лет спустя родственники узнали, что произошло. Вскоре после возвращения в Тбилиси были арестованы Николай и его супруга, а 10 ноября того же года Николай Беляев был расстрелян {17} 17 Аргутинская С. Указ. соч. Их сын, оставшийся без родителей, был воспитан тетей. . Мать Николая много лет пыталась отыскать его жену и наконец выяснила, что ее заключили в тюрьму недалеко от Бийска, но не могла ни отправить туда письмо, ни узнать что-нибудь о судьбе внука.

Арест и смерть брата подстегнули решимость Дмитрия отмежеваться от Лысенко, но он понимал, что действовать надо крайне осторожно. Когда Беляев учился на последнем курсе, один из его профессоров стал заведовать отделом в Центральной научно-исследовательской лаборатории пушного звероводства в Москве. В 1939 г. он пригласил Дмитрия, тогда уже дипломированного специалиста, на должность старшего лаборанта, которому предстояло заниматься выведением ценных серебристо-черных лис, мех которых шел на экспорт. Однако прошло совсем немного времени, и началась война. За четыре года, проведенных на фронте, Дмитрий был не раз ранен. Он показал себя таким отличным офицером, что после окончания войны армейское начальство не хотело его демобилизовывать. Но Министерство внешней торговли считало его работу по разведению лис настолько важной, что Дмитрий все же вернулся в свою лабораторию, заняв должность заведующего отделом селекции и разведения. Ему удалось быстро завоевать репутацию блестящего селекционера. Наконец Дмитрий почувствовал, что в силах теперь открыто выступать против Лысенко, что он и делал с присущей ему энергией.

В июле 1948 г. Лысенко получил от советского правительства полномочия полностью определять всю политику властей по отношению к биологии {18} 18 Joravsky, The Lysenko Affair , p. 137. . Был утвержден грандиозный план «преобразования природы», ставший частью сталинской программы по борьбе с интеллектуалами и «космополитами». Вскоре, в августе 1948 г., состоялось расширенное заседание (августовская сессия) ВАСХНИЛ – Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, где Лысенко выступил с докладом «О положении в биологической науке». Многие считают это выступление самой лицемерной и вредоносной речью в истории советской науки. Лысенко снова обрушился на «современную реакционную генетику» {19} 19 Лысенко Т. О положении в биологической науке (доклад на сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина 31 июля – 7 августа 1948 г.). Полный текст доступен по адресу: http://books.e-heritage.ru/book/10082326 . , под которой он понимал западную генетику. Когда его полное разнузданной брани выступление было окончено, весь зал поднялся и раздались неистовые аплодисменты… {20} 20 Из стенограммы доклада «О положении в биологической науке». Стенографический отчет сессии ВАСХНИЛ, 31 июля – 7 августа 1948 г.