Владимир Крупин - Так начиналось…

Встретившись в Доме ученых с представителями русской науки — среди них были Карпинский, Ольденбург, Павлов, Белопольский, — Уэллс пришел в замешательство, когда на него посыпались вопросы о последних достижениях науки на Западе. Он ждал иного.

«Мне стало стыдно за свое ужасающее невежество…

Дух науки — поистине изумительный дух. Они почти не разговаривали со мной о возможности посылки им продовольствия. В Доме литературы и искусства мы слышали кое-какие жалобы на нужды и лишения, но ученые молчали об этом. Все они страстно желают получить научную литературу: знания им дороже хлеба…»

Кремлевский мечтатель, который еще более ученых изумил Уэллса своими замыслами, был не одинок в планах обновления и переустройства России, не одинок в своем вдохновении. Вот что вынес английский фантаст из своего посещения Советской России.

Под мечты, чтобы они стали реальностью, нужно было подвести фундамент. Фундамент всякого развития науки — это научная смена, непрерывный поток молодых сил.

Ленин озабоченно говорил об этом с Ольденбургом:

«Если большинство наших советских работников еще молодо, то нельзя этого же сказать о наших научных работниках. Здесь мы больше всего имеем старые кадры, принявшие советскую установку, большей частью это люди не молодые, а частью и прямо старые. Они начнут скоро выбывать из строя, а подготовка ученого, вы сами знаете, дело очень долгое и очень трудное, особенно в наше время, когда нам на текущую работу особенно нужны люди способные, умные и сильные. Мы без них не можем вести свое строительство. Мы стараемся сохранить для научной работы кого только можем, но мы хорошо сознаем, что этого совершенно недостаточно. Необходимо, чтобы вы, старые работники, идущие с нами, пожили подольше, — Владимир Ильич улыбнулся, — а затем необходимо, чтобы вы не жалели сил и времени на подготовку смены себе, новых научных кадров».

Руководить научно-техническим отделом ВСНХ Ленин поручил инженеру Горбунову, когда тому шел двадцать шестой год. По нынешним временам это раннее выдвижение. По тем — вполне своевременное.

Лозунг «Большевики должны овладеть наукой» еще не стал главным лозунгом дня. Еще надо было отбиваться от интервентов, подавлять внутреннего врага. Молодые коммунисты уходили на фронт, отложив в сторону учебники и тетради. Волей-неволей тяжесть делания науки ложилась на «старичков», в подавляющем большинстве беспартийных. В этих условиях пост Горбунова становился особенно ответственным. И надо сказать, Ленин не ошибся, поручив молодому инженеру и молодому еще члену партии это дело. Владимир Ильич, по сути дела, открыл в Горбунове его истинное призвание. И хотя потом жизнь бросала Николая Петровича с поста на пост (он был военкомом на фронте, управделами Совнаркома, ректором МВТУ), в конце концов он стал академиком, непременным секретарем президиума Академии наук СССР.

Октябрьская революция породила новый тип ученого. Ученого-организатора. Не просто руководителя научного коллектива, ниспосланного сверху. Организатора-мыслителя, принимающего личное участие в научной работе коллектива, производящего идеи и озабоченного их претворением в жизнь, помогающего осуществить на практике теории других ученых и организующего вокруг себя для решения важнейших проблем науки своих коллег и людей практики.

Имена таких ученых известны всему миру. Иоффе, Курчатов, Николай Вавилов, Кольцов, Прянишников, Королев, Келдыш…

Николай Петрович Горбунов. Это имя в истории организации науки не столь громко звучит. Оставаясь много лет как бы в тени, Горбунов сделал удивительно много для становления молодой советской науки.

Полезность его работы не раз ставилась под сомнение. Глубокой осенью восемнадцатого, когда «заниматься проблемами» было особенно тяжело (Колчак и прочие!), Горбунов обращается за личным советом к Ильичу. Письмо его, взволнованное, увлеченное, до предела искреннее, — документ большой человеческой силы.

Вот речь идет о Кара-Богаз-Голе, о совещании в ВСНХ. На совещание из Питера специально приехали академики Лазарев и Курнаков, профессора Чугаев и Самойлов. Был и химик Карпов, «завербованный» к тому времени Ильичем на работу в госаппарате. Говорили о карабогазском сульфате, о прозаическом превращении сульфата в соду и серную кислоту. А потом профессора размечтались: Каспийский район — мировой центр химической промышленности…

«Восторженно говорили о новой работе, о новых планах, а после увлеклись, пошли домой не по панели, а по середине улицы. Они сами начинают увлекаться, — делится с Ильичем Горбунов, — а воодушевившись, начинают зажигать своих коллег-скептиков…

В тех местах, где их мир — мир ученых, со всеми своими особенностями — сталкивается с налаженными органами и элементами Советской власти, наполненными кипучей энергией и волей к творчеству, …в этих местах атомы приходят в движение и закипают. Лучами это распространяется и отзовется во всех научных центрах, лабораториях и прочих святилищах… Нас очень мало. Очень трудно работать. Но вдохновляешься этой работой. Я все время чувствую Ваше внимание, Владимир Ильич… Моя работа — это основа будущего промышленного строительства, это база будущего, за что умирают товарищи наши».

Товарищи сражались и умирали в предгорьях Урала, под Царицыном и Астраханью.

Наука тоже готовилась к наступлению. В разведку, по поручению Ленина, отправлялись отряды геологов. За казанской нефтью, за сызранскими сланцами, за осташковскими сапропелями.

В Каменную степь выехал (тоже по заданию Ленина) А. И. Мальцев, впоследствии академик. Ему поручено сохранить огромной ценности природные объекты и развернуть на их базе научно-исследовательские работы по сельскому хозяйству и агролесомелиорации.

Да, первые шаги советской науки делались в основном стариками! И не всегда старики выдерживали неслыханные тяготы того времени.

Орест Данилович Хвольсон, сидя в нетопленной лаборатории при температуре минус 2 градуса, в зимнем пальто, сапогах с калошами и нитяных перчатках, пишет свою знаменитую «Физику и ее значение». Потом он долго и тяжело болеет.

Знаменитый кристаллограф Евграф Степанович Федоров умирает от недоедания в 1919 году.

Потери науки увеличивает война. Геолог Замятин погибнет в перестрелке на Каспии от шальной пули.

Экспедиция профессора Яковлева, посланная для разведки сланца в Лапландию, близ Онеги, схвачена вооруженной бандой. У геологов отнято продовольствие, снаряжение, экспедиция возвращается в Вологду ни с чем.

Озабоченный тем, чтобы сохранить живые силы русской науки для будущего, для социализма, Ленин просит М. Горького взять на себя «дело спасения ученых».