Роберт Сапольски - Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Таким образом, размежевание рождается из когнитивных способностей к обобщению, воображению будущего, умению делать заключения о скрытых мотивах, использованию языка для сверки этих знаний с мнениями остальных Своих. Как мы видели, другие приматы не только убивают Чужих особей, но и имеют негативные ассоциации с Чужими в целом. Тем не менее ни один примат не убивает во имя идеологии, теологии или эстетики.

Конечно, рассудочная деятельность, обслуживающая размежевание, важна, но в основе его лежат эмоции и бессознательные, автоматические процессы {645}. Как писал Берреби, «разделение на стереотипы не есть результат ленивого сознания, которое ищет коротких путей. Оно вообще не имеет отношения к сознательному осмыслению». Бессознательный автоматизм порождает заявления вроде: «Не знаю почему, но то, что Они делают, – плохо, и все тут». Работа Джонатана Хайдта из Нью-Йоркского университета показала, что в подобных обстоятельствах мыслительный процесс является оправдательной рационализацией эмоций и интуитивных движений постфактум, ведь нужно убедить себя, что вы и вправду разобрались, что к чему.

Автоматизм размежевания виден по той скорости, с которой включаются миндалина и островок: мозговой аффект предшествует осознанию, а иногда до осознания дело вообще не доходит, как это происходит при подсознательном восприятии стимулов. Еще одно указание на эмоциональную природу размежевания – ситуации, когда никто не знает первопричины предубеждения. Пример – история каготов, небольшого сообщества, живущего во Франции: гонения на них начались еще в XI в. и продолжались аж до XX {646}. Каготов выселяли за пределы деревень, заставляли одеваться определенным образом, сидеть отдельно от всех в церкви, доверяли им только тяжелую физическую работу. А ведь они никак не отличались ни внешне, ни по религиозным убеждениям, ни по языку и акценту, ни по именам; никто не знает, почему они стали париями. Может быть, они были потомками арабских солдат периода мавританского владычества в Испании и поэтому их считали ниже христиан. А может быть, они были первыми христианами и дискриминацию запустили не -христиане. Никто не знает, как именно нагрешили предки каготов. Никто также не сможет распознать кагота вне определенной коммуны. Во время Французской революции каготы сжигали документы, уничтожая свидетельства своей групповой принадлежности.

Этот автоматизм проявляется и другим образом. Представьте себе человека, одержимого ненавистью к целому ряду групп Чужих {647}. Объяснений такого явления два. Вариант 1: он тщательно все обдумал и заключил, что торговый устав группы А наносит вред экономике, и, по чистому совпадению, он одновременно верит, что предки группы Б были богохульниками и – опять же совершенно случайно – что группа В недостаточно рьяно раскаивается в участии их дедов в войне, плюс он воспринимает членов группы Г как слишком напористых, а его плохое мнение о группе Д связано с тем, что в ней не чтут семейные ценности. Всякой группе Чужих он навешивает отдельный ярлык, каждый раз по случайности отрицательный. Вариант 2: человека с авторитарным характером выбивает из колеи столкновение с новым, двусмысленным взглядом на иерархию; здесь уже не понадобится серия рациональных умозаключений. Из главы 7 мы помним Теодора Адорно, который в поисках корней фашизма сформулировал основные положения о подобном авторитарном характере. Те люди, у которых есть предубеждение против какой-то одной Чужой группы, склонны к предубеждениям против других Чужих, и в основе этого лежат причины эмоционального свойства [354] {648}. Мы остановимся на этом подробнее в следующей главе.

Самое сильное подтверждение того факта, что основой размежевания служат эмоции и бессознательный автоматизм, состоит в возможности манипулировать рациональными рассуждениями на тему Чужих на подсознательном уровне. В приведенном в разделе «Мы» примере те испытуемые, которых заранее настроили на «лояльность», пересаживались поближе к Своим и подальше от Чужих, а те, которых настроили на «равенство», поступали наоборот [355]. В другом исследовании испытуемым предложили слайд-шоу с сухими, самыми общими сведениями о стране, про которую они ничего не знали («А что, есть страна с названием Молдова?»). При этом между слайдами со скоростью ниже уровня восприятия одной половине группы показывали фото людей с приятными выражениями лиц, а другой половине – с неприятными. В результате у первой половины группы сложилось более положительное мнение о стране, чем у второй {649}.

В реальном мире сознательной оценкой Чужих тоже можно манипулировать на подсознательном уровне. В главе 3 мы обсуждали один важный эксперимент. Утренних пассажиров из «белых» предместий Бостона на разных станциях просили заполнить опросник об их политических взглядах. При этом на половине станций находились двое молодых мексиканцев, опрятно одетых, которые, прежде чем войти в поезд, тихо разговаривали между собой по-испански. Затем пассажиры заполняли второй опросник.

Поразительно, но присутствие пары мексиканцев заставило людей с бо́льшим энтузиазмом поддерживать снижение легальной эмиграции из Мексики и утверждение английского языка в качестве официального. Пассажиры также настойчивее протестовали против амнистии нелегальных иммигрантов. Манипуляция оказалась выборочной, она никак не повлияла на отношение к американцам – выходцам из Азии или Африки, а также переселенцам с Ближнего Востока.

А как насчет такого примера удивительной манипуляции размежеванием на глубоко подсознательном уровне: в главе 4 мы разбирали, что в период овуляции область распознавания лиц у женщин активируется сильнее, чем в другие фазы цикла, при этом (эмоциональная) вмПФК особенно сильно возбуждается в ответ на мужские лица. Карлос Наваррет из Мичиганского университета продемонстрировал, что белые женщины в период овуляции выказывают более негативное отношение к мужчинам-афроамериканцам [356] {650}. Таким образом, интенсивность размежевания модулируется гормонами. Наши чувства по отношению к Чужим могут формироваться невидимыми силами, о которых мы даже не подозреваем.

Бессознательность размежевания доходит до формы совсем уж удивительной, почти магической, – веры в то, что сущность людей переносится на неодушевленные предметы или другие организмы {651}. Эти сущностные субстанции могут быть и добрыми, и злыми. Если, например, постирать свитер Джона Кеннеди, то его аукционная стоимость уменьшиться. Но чтобы на том же аукционе продать подороже свитер Берни Мейдоффа [357], его нужно, наоборот, простерилизовать. Где логика? Ведь на нестираном свитере Кеннеди не сохраняется волшебным образом его президентская суть, а нестираная одежда Мейдоффа не кишит мелкими аморалинками. Магическая передача происходит как-то по-другому: не случайно ведь нацисты убивали зараженных еврейством «еврейских собак» вместе с их владельцами [358] {652}.