Роберт Сапольски - Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки

Как мы видели, во время развития главное, что происходит, – это становление модели психического состояния. Это нечто необходимое, но недостаточное для эмпатии, это нечто, что помогает вымостить дорогу к абстрактному представлению. Сначала появляется простое сенсомоторное «заражение», которое дорастает до состояния эмпатии по отношению к чужой физической боли и после – к боли эмоциональной. Есть и переход от жалости к конкретному человеку (вон тому бездомному на улице) к жалости категориальной (всем бездомным на свете). Есть и усложнение на когнитивном уровне, когда ребенок начинает различать вред, наносимый вещи, и вред, причиняемый человеку. А также вред намеренный и случайный. К этому присоединяется моральное осуждение, больше увязанное с намеренным вредом. А к этому еще пристыкуется способность выражать эмпатию и что-то делать (чувствуя по поводу «деяния» свою ответственность), принимать участие в чужой проблеме. Умение поставить себя на место другого тоже развивается со временем, когда ребенок от простой жалости к кому-то переходит к ощущению чужой боли как собственной.

И мы разобрали, как нейробиология помогает понять все эти переходные мостики в развитии. В том возрасте, когда эмпатию вызывает лишь чья-то физическая боль, в мозге активируется по большей части центральное серое вещество, осуществляющее обработку болевых сигналов на довольно базовом, низком уровне. А когда подключается эмпатия по отношению к эмоциональному страданию, то в профиле мозговой активности становится видно сопряженное возбуждение (эмоциональной) вмПФК и лимбических структур. По мере становления моральных представлений все больше связей формируется между вмПФК, островком и миндалиной. И самой последней в игру вступает способность ставить себя на место другого – это вмПФК установила контакт с участками, задействованными в модели психического состояния (такими, как височно-теменной узел – ВТУ).

Примерно так можно обрисовать картину становления детской эмпатии как надстройки над когнитивной базой модели психического состояния и умением понять позицию другого. Но мы уже видели, что у детей есть и более ранние проявления эмпатии – малыши склонны к эмоциональному «заражению», и они постараются успокоить плачущего взрослого, отдавая ему игрушки, причем все это задолго до пропечатывания в голове модели психического состояния. И вопрос здесь точно тот же, что и с животными: эти проявления жалости сродни желанию побыстрее избавиться от своего собственного неудобства или избавить от страдания самого несчастного?

И снова мы на том же месте. Мы не можем определить ключевого игрока, как стало ясно из предыдущих трех разделов: «разум» и «сердце» играют на равных в игре «эмпатия». Глупо спорить, кто из них важнее, но что действительно интересно, так это ситуации, когда один «игрок» берет верх над другим. А еще интереснее рассмотреть, какая нейробиология лежит в основе их взаимодействия.

Когда начинаешь вникать в суть эмпатии, то выясняется, что все нейробиологические пути проходят через переднюю поясную кору (ППК). Как показано в главе 2, по итогам экспериментов с нейросканированием, в ходе которых испытуемые чувствовали чужую боль, эта часть лобной коры оказалась примадонной нейробиологии эмпатии {829}.

С учетом известных классических функций ППК у млекопитающих, ее связь с эмпатией оказалась неожиданной. Вот эти функции:

а) Обработка информации от внутренних органов . Как мы разобрали в главе 3, мозг получает сенсорную информацию не только извне, но и изнутри, от внутренних органов – мышц, пересохшего рта, взбунтовавшегося кишечника. Если сердце колотится и эмоции от этого чудесным образом становятся более острыми – благодарите ППК. Она буквально превращает «нутряное чувство» в интуицию, потому что это самое «нутряное чувство» влияет на работу лобной коры. И главный тип внутренней информации, на который реагирует ППК, – это боль {830}.

б) Отслеживание конфликтов . ППК реагирует на конфликтные чувства, когда полученное не совпадает с ожидаемым. Если, выполняя какое-то действие, вы рассчитываете на определенный результат, а он другой, то ППК настораживается. При этом реакция ППК будет асимметричной: пусть за известное действие вы получили три конфетки вместо обещанных двух – ППК в ответ приободрится. Но если вы получите одну, то ППК переполошится как сумасшедшая. Про ППК можно сказать словами Кевина Окснера и его коллег из Колумбийского университета: «Это тревожный звоночек на все случаи жизни, когда по ходу действия что-то идет вкривь» {831}.

На пересечении обеих функций ППК стоит неожиданная боль – верный знак, что в привычной картине мира что-то не заладилось. Даже если боль ожидаема, все равно отслеживаются ее количество и сила, которые сравниваются с предполагаемыми характеристиками. Как уже отмечалось, ППК не занимается проходными вопросами касательно боли (вроде принятия решений, какой палец болит – на ноге или на руке). Ее работа более общая, она относится к древним мозговым контурам. ППК интересует, в чем смысл той или иной боли. Что это за боль – хорошая или плохая – и какова ее природа. А это значит, что восприятием боли на уровне ППК можно управлять. Уколите палец иголкой, и ППК возбудится, а вместе с ней и те области мозга, которые разберутся, что за палец и что за боль. Но вот палец намазали фальшивой мазью, сказав, что это обезболивающее. Теперь после укола возбуждаются области, сообщающие «Это палец на руке», но ППК молчит, убежденная эффектом плацебо.

ППК, очевидно, получает сигналы от внешних и внутренних наблюдательных сенсорных постов. Верно и то, что ее нейроны посылают отростки в сенсомоторную кору, оповещая о части тела, которая болит, и концентрируя внимание именно на ней.

Но, чтобы понять, почему ППК находится именно в лобной коре, осознать все хитроумное изящество ее положения, нужно вспомнить о другом типе боли. Вернемся к главе 6 и игре «Кибербол», в которой испытуемые в нейросканере играют в виртуальный мячик, перебрасывая его то одному, то другому, то третьему, а потом два игрока начинают игнорировать третьего и он в бездействии наблюдает за их игрой. Когда игрока выключают из игры, у него активируется ППК. Она должна разобраться со смыслом болезненных ощущений, будь то физическая боль или душевная, с эмоциональным или социальным оттенком – социальное отчуждение, тревога, отвращение, смятение. Любопытно, что глубокая депрессия сопряжена с различными аномалиями в ППК [443]. Также ППК участвует в обслуживании положительного резонанса, когда чужая радость принимается близко к сердцу, как своя {832}.