Джон Луома - Время генома: Как генетические технологии меняют наш мир и что это значит для нас

Во время визита комиссии по поводу другого гранта Линч рассказывал про свое исследование семей с заболеванием, которое позднее было названо FAMM-синдром (наследственная злокачественная меланома и рак поджелудочной железы; сейчас известно, что они вызываются мутацией в гене CDKN2A).

«Эти эксперты были хотя бы достаточно вежливы, чтобы дождаться конца моего доклада», – рассказывал Линч. После того как комиссия пообедала и закончила осмотр лаборатории, подавшей заявку на грант, Линч сам отвез экспертов в аэропорт.

Он описывает, как перед выходом из машины один из экспертов, известный специалист по эпидемиологии рака, покачал головой и, словно извиняясь, вздохнул: «Вы знаете, эти родственники со множеством разных форм рака просто совпадение. Что бы вы ни говорили, я не верю в рак, поражающий семьи».

Затем он предложил Линчу подумать о том, чтобы переделать программу исследования и сосредоточиться на тех загрязнениях окружающей среды, с которыми сталкивались эти пациенты, или на пище, которую они ели.

В книге «Структура научных революций» [23] Кун Т. Структура научных революций. – М.: АСТ, 2003. историк науки Томас Кун описал, как ученые и общество смотрят на мир сквозь призму господствующей парадигмы. Классическим примером того, с каким трудом происходит отказ от ошибочной парадигмы, может служить история Коперника и Галилея, которые представили доказательства вращения Земли вокруг Солнца в те времена, когда господствовала уверенность в том, что Солнце (как и все планеты и звезды) вращается вокруг Земли. После научной революции Галилея звезды продолжали двигаться по ночному небу точно так же, как и раньше. Их траектории, нацарапанные еще на папирусе, оставались все теми же. Но сменилась парадигма, и Земля и человек уже не находятся в центре Вселенной. Существующие наблюдения о движении небесных тел были переосмыслены в контексте новой, более точной версии устройства мироздания.

Сегодня биология и медицина находятся на пике геномной революции, которая должна поменять нашу систему взглядов на болезни и причины их возникновения. Если посмотреть в прошлое, на времена Уортина и Линча, сквозь призму нашей нынешней парадигмы, кажется очень глупым, что их современники участвовали в коллективном психозе и не приняли сразу же идею, что генетические механизмы, изученные на дрозофилах и других животных, могут объяснить появление некоторых наследственных заболеваний.

Однако современные люди (в том числе ученые, врачи и, не побоюсь признаться, специалисты-генетики) не так сильно отличаются от предыдущих поколений или даже от современников Птолемея, живших около 2000 лет назад. И несмотря на наш гигантский технологический прогресс и обширные научные знания об устройстве Вселенной, в психологическом отношении нам все так же свойственно стадное мышление . Стадное мышление очень широко распространено. Оно проявляется, когда наши предположения о мире слишком быстро подкрепляются окружающими людьми, которые принимают идею за неопровержимую истину и невосприимчивы к сомнению и скепсису. Мы в свою очередь также укрепляем веру окружающих нас людей.

Даже я, глубоко погруженный в генетику и влюбленный в нее, вижу достаточно свидетельств того, что сегодня маятник далеко качнулся и мы слишком верим в то, что генетика и секвенирование ДНК могут решить все наши медицинские проблемы.

Я вспоминаю одного пациента по имени Джул, который работал фельдшером. Было известно, что у него редкий генетический синдром, который мог приводить к порфирии . Это ряд заболеваний, при которых происходит накопление соединений, называемых порфиринами . Вообще-то порфирины очень важные вещества, необходимые для синтеза гемоглобина, который переносит кислород от легких к клеткам всего тела. Однако, когда из-за порфирии их становится слишком много, у пациента возникают различные неприятные симптомы – от болевых ощущений и до повреждения нервной системы – и даже может случиться паралич. Причем у людей с такими генетическими особенностями симптомы появляются не всегда. Порфирия встречается примерно у одного человека из 8000.

Джул рассказал, зачем он записался ко мне на прием. Он хотел секвенировать свой геном, потому что думал, что у него есть еще одно редкое генетическое заболевание, которое вызывало появление «кофейных» пятен (темных, неправильной формы родинок) на теле. Джул сказал, что искал в интернете, что значат его симптомы. Он пришел ко мне, потому что по результатам поиска в сети решил, что у него генетическая болезнь нейрофиброматоз I типа (вызывается мутацией в гене белка нейрофибромина). Это заболевание встречается у одного человека из 3000–4000.

Но на этом Джул не остановился. Он поведал мне, что у него есть и третья наследственная болезнь, хотя о ней нет записей в его медицинской карте. Это гемохроматоз, одно из более распространенных рецессивных заболеваний, оно встречается у одного из 200 человек. При ней организм поглощает слишком много железа из пищи.

Он пришел к выводу, что его генетическая триада представляет собой новый метаболический синдром, это объяснило бы приступы боли в области живота, из-за которых он раз в несколько месяцев попадал в отделение неотложной помощи {115} 115 Ради соблюдения конфиденциальности я не упоминаю те заболевания, по поводу которых ко мне обратился пациент, считавший, что имеет несколько редких генетических болезней. .

Эта история показалась мне невероятной! Три редких генетических заболевания с менделевским типом наследования у одного пациента? Это так же невозможно, как получить три удара молнией за один день. При быстром поиске медицинской литературы по базе Medline не нашлось абсолютно никакого упоминания случаев такого тройного заболевания. В моей голове пронеслись мысли, что у этого человека, возможно, есть ранее не описанный синдром, связанный с геном-мутатором [24] Мутатор – ген, повышающий вероятность мутации в других генах. – Прим. пер. , из-за которого возникает много генетических заболеваний в одном организме. Не обнаружил ли я совершенно новый синдром? Это меня взволновало! Джул мог быть первым пациентом с синдромом Липкина! На секунду я представил этот замечательный новый синдром, названный в мою честь.

Однако я начал что-то подозревать, когда спросил Джула, могу ли я для более точного представления о болезнях, с которыми придется иметь дело, получить данные лабораторных анализов, которые были в отделениях скорой помощи в других больницах, куда он обращался во время приступов боли. Полный энтузиазма вначале, как только речь зашла о передаче медицинских записей из других больниц, Джул заколебался. Это было странно, поскольку он был настроен на сотрудничество, когда речь шла об его анамнезе и предполагаемых болезнях.