Ричард Докинз - Эгоистичный ген

Дело не только в том, что “Глубокомысленный” – один из лучших в мире шахматистов. Пожалуй, еще более поразительно, что комментатор в своем репортаже невольно как бы наделяет машину человеческим сознанием. “Глубокомысленный” у него “с презрением отмахивается” от предпринятого Ивановым “отчаянного выпада”. Кин называет “Глубокомысленного” “агрессивным” игроком. Он говорит, что Иванов “надеется” на какой-то исход, но во всех его словах чувствуется, что он готов употребить такое слово, как “надежда”, и применительно к компьютеру. Лично я надеюсь дождаться того дня, когда компьютерная программа выиграет матч на первенство мира. Человечеству необходимо подвергнуться испытанию унижением.

В “Андромеде” и в “Победе Андромеды”, являющейся ее продолжением, остается неясным, посылает ли внеземная цивилизация сигналы с чрезвычайно далекой от Земли галактики Андромеды или же, как я, сказал, с одной из более близких к нам звезд в созвездии Андромеда. В первой книге эта планета находится на расстоянии двухсот световых лет от нашей галактики. Во второй, однако, те же инопланетяне находятся уже в галактике Андромеды, удаленной от нас на два миллиона световых лет. Мои читатели могут, если найдут нужным, заменить “двести” на “два миллиона”. Это не имеет никакого значения для тех целей, в которых я воспользовался этой книгой.

Фред Хойл, главный автор этих двух романов, – выдающийся астроном, написавший лучшую с моей точки зрения научно-фантастическую книгу “Черное облако”. Его великолепная способность к научному предвидению, проявившаяся в полной мере в его книгах, резко контрастирует с потоком красноречия, характерным для его недавних книг, написанных в соавторстве с Чандрой Викрамасингхом. Их неправильное изложение дарвинизма (как теории чистой случайности) и язвительные нападки на Дарвина нисколько не украшают их в общем занимательные (хотя и неправдоподобные) спекуляции о возникновении жизни в межзвездном пространстве. Следовало бы отказаться от неверного представления о том, что заслуги в одной области подразумевают компетентность в другой. А до тех пор, пока это неверное представление существует, почтенным ученым следует избегать соблазна злоупотреблять им.

Говорить о стратегии животного или растения, как если бы они сознательно работали над оптимизацией этой стратегии (например, описывать “самцов как азартных игроков, рискующих делать крупные ставки, а самок – как играющих наверняка”), стало обычным среди биологов. Это удобные выражения, которые остаются безобидными, если не попадают в руки тех, кто недостаточно подкован, чтобы понимать их. Или слишком подкован, чтобы понимать их превратно? С других позиций я, например, не могу понять смысл опубликованной в журнале “Философия” статьи некоей Мэри Мидгли, критикующей “Эгоистичный ген”. Характер этой критики становится понятным с первой фразы: “Гены могут быть эгоистичными или неэгоистичными не более, чем атомы – ревнивыми, слоны – абстрактными или печенье – телеологическим”. В своей статье “В защиту эгоистичного гена”, опубликованной в следующем номере того же журнала, я обстоятельно ответил на эту, кстати сказать, очень резкую и злую статью. Мне кажется, некоторые люди, в свое время слишком увлекавшиеся философией, не могут удержаться от того, чтобы не покопаться в этом научном багаже даже тогда, когда в этом нет нужды. Мне вспомнилось замечание Питера Б. Медавара о притягательности “философского романа” для “большой части населения, нередко с хорошо развитым литературным и научным вкусом, получившей образование, которое значительно превосходит их способность к аналитическому мышлению”.

Я излагал идею моделирования мозгом окружающего мира в 1988 году, в своей Гиффордовской лекции “Миры в микрокосме”. Мне все еще неясно, поможет ли она нам в решении глубокой проблемы самого сознания, но признаюсь, мне было приятно, что она привлекла к себе внимание сэра Карла Поппера, и он упомянул о ней в своей Дарвиновской лекции. Философ Дэниел Деннет предложил теорию сознания, которая продвигает метафору моделирования на компьютере дальше. Чтобы понять его теорию, нам следует усвоить две технические идеи из области компьютеров: идею о виртуальной вычислительной машине и различие между последовательными и параллельными процессорами. Прежде всего я хочу разъяснить эти идеи.

Компьютер – это настоящая машина, некое устройство, помещенное в ящик. Однако в каждый промежуток времени, когда это устройство работает по программе, оно как бы превращается в другую машину – виртуальную. Это давно уже относилось ко всем компьютерам, однако особенно ярко проявляется у современных компьютеров, дружественных к пользователю. В момент написания этих строк ведущей фирмой по таким компьютерам является по общему признанию, “Эппл”. Ее успех обусловлен встроенной последовательностью программ, благодаря которой эта реальная железная машина (ее механизмы, как у любого компьютера, устрашающе сложны и мало совместимы с человеческой интуицией) выглядит как нечто иное, специально созданное для того, чтобы взаимодействовать с мозгом и рукой человека. Эта виртуальная машина, известная под названием графический пользовательский интерфейс “Макинтош”, на первый взгляд кажется обычной машиной. У нее есть кнопки, которые можно нажимать, и плавные регуляторы, как у хорошего современного проигрывателя. Но это виртуальная машина. Кнопки и плавные регуляторы сделаны не из металла или пластмассы. Это изображения на экране, и вы нажимаете на них или перемещаете по экрану с помощью курсора. В соответствии со своей человеческой природой вы чувствуете себя “на коне”, поскольку привыкли управлять процессами с помощью пальца. В течение 25 лет я интенсивно занимаюсь программированием и использованием самых разнообразных цифровых вычислительных машин и могу заявить, что работа с “Макинтошем” (или его имитацией) качественно отличается от работы на компьютерах любых более ранних типов. Вы работаете на виртуальной машине безо всякого напряжения, воспринимая ее как нечто естественное, почти как если бы она была продолжением вашего тела. Удивительно часто при этом вы полагаетесь на интуицию вместо того, чтобы обращаться к руководству.

Перехожу теперь к другой идее, которую нам следовало бы позаимствовать из компьютерной науки, – идее последовательных и параллельных процессоров. Сегодняшние компьютеры – это по большей части последовательные процессоры. У них имеется одна центральная вычислительная “фабрика”, единственное “узкое место” – электронное “горлышко”, через которое должны пройти все обрабатываемые данные. Благодаря быстродействию этих машин создается впечатление, что они одновременно занимаются многими разными вещами. Последовательный компьютер можно сравнить с гроссмейстером, который одновременно играет с двадцатью противниками, но на самом деле все время переходит от одного из них к другому. Компьютер, в отличие от гроссмейстера, переходит от одной задачи к другой так быстро и плавно, что у каждого пользователя создается иллюзия, будто он один целиком владеет вниманием компьютера. Однако на самом деле компьютер занимается своими пользователями поочередно.