Ричард Докинз - Эгоистичный ген

Ричард Д. Александер и Пол Шерман опубликовали статью, в которой подвергли критике методы, примененные Триверсом и Хейром, и сделанные ими заключения. Они соглашаются с тем, что сдвиг соотношения полов в пользу самок обычен для общественных насекомых, но возражают против того, что это соотношение близко к 3:1. Они предпочитают другое объяснение сдвига соотношения в пользу самок, которое, подобно объяснению Триверса и Хейра, впервые предложил Гамильтон. Я нахожу возражения Александера и Шермана вполне убедительными, но должен признаться, что, как мне кажется, такая прекрасная работа, как исследование Триверса и Хейра, не может быть целиком ошибочной.

Алан Графен указал мне на другую, более тревожную проблему, связанную с рассмотрением в первом издании этой книги соотношения полов у перепончатокрылых. Я пояснил его точку зрения в “Расширенном фенотипе”, а здесь ограничусь краткой выдержкой:

Потенциальной рабочей особи всегда, при любом мыслимом соотношении полов, безразлично, кого выращивать – сибсов или детей. Итак, представим себе, что соотношение полов в популяции смещено в пользу самок. Предположим даже, что оно соответствует предсказанной Триверсом и Хейром пропорции 3:1. Поскольку рабочая особь связана со своей сестрой более близким родством, чем со своим братом или собственным потомком любого пола, то при наличии такого “перекоса” в сторону самок вполне может показаться, что она предпочтет растить сибсов, а не детей: разве она не приобретет себе своих максимально ценных сестер (плюс небольшое количество относительно бесполезных братьев), если выберет сибсов? Однако эти умозаключения не учитывают того, что в такой популяции самцы – вследствие своей малочисленности – будут обладать большой репродуктивной ценностью. Возможно, рабочая самка связана не очень близким родством со своими братьями, но если во всей популяции самцы встречаются редко, то, соответственно, каждый из них с высокой вероятностью окажется предком для будущих поколений(Пер. А. Гопко. – Прим. ред. ).

Мое убеждение в том, что все живое в любом уголке Вселенной может эволюционировать лишь теми способами, которые описаны Дарвином, теперь изложено и подкреплено полнее в моей статье “Универсальный дарвинизм” и в последней главе “Слепого часовщика”. Я показал, что все когда-либо предлагавшиеся альтернативы дарвинизму в принципе не в состоянии объяснить организованную сложность жизни. Это общий довод, он не опирается ни на какие конкретные факты о жизни, какой мы ее знаем. Как таковой, он подвергся критике со стороны тех ученых, которые достаточно прозаичны, чтобы считать, что единственный путь к научным открытиям лежит через изнурительную работу с горячей пробиркой (или холодные, забрызганные грязью сапоги). Один критик жаловался, что мои доводы носят “философский” характер, как будто этого достаточно для их осуждения. Какими бы они ни были, остается фактом, что ни он, ни кто другой не нашли слабых мест в том, что я сказал. И “в принципе” аргументация, подобная моей, не только имеет отношение к реальному миру, но и может оказаться более убедительной, чем доводы, основанные на результатах конкретных исследований. Мои рассуждения, если они верны, сообщают нам нечто важное о жизни в любом уголке Вселенной. А лабораторные и полевые исследования могут дать нам сведения только о той жизни, какую мы можем наблюдать здесь, на Земле.

Слово мем становится, по-видимому, хорошим мемом. Оно используется довольно широко, а в 1988 году его внесли в официальный перечень слов, рассматриваемых на предмет включения в будущие издания Оксфордского словаря английского языка. Это заставляет меня повторить, что мои покушения на человеческую культуру чрезвычайно скромны и сводятся практически к нулю. Мои истинные стремления, а они, надо признаться, велики, направлены совсем в другую сторону. Я хочу потребовать признания почти безграничной силы за чуть неточно самореплицирующимися единицами, если уж они возникли где-то во Вселенной. Причина их силы в том, что они имеют тенденцию становиться основой дарвиновского отбора, который, если число поколений достаточно велико, накапливая изменения, создает системы чрезвычайной сложности. Я считаю, что при наличии соответствующих условий репликаторы автоматически собираются вместе, образуя системы, или машины, в которых они путешествуют по свету и трудятся во имя своей непрерывной репликации. В первых десяти главах “Эгоистичного гена” внимание было сосредоточено исключительно на репликаторах одного типа – на генах. Обсуждая мемы в последней главе [первого издания], я старался обосновать свою точку зрения применительно к репликаторам вообще и показать, что гены – не единственные представители этой важной категории. Я не уверен, что человеческая культура в самом деле обладает всем необходимым для того, чтобы привести в действие какую-то форму дарвинизма. Но в любом случае этот вопрос играет в моих построениях лишь вспомогательную роль. Глава 11 достигнет своей цели, если читатель, закрывая книгу, почувствует, что молекулы ДНК – не единственные структуры, способные послужить основой для дарвиновской эволюции. Моей целью было поставить ген на место, а не создавать великую теорию человеческой культуры.

Самореплицирующийся кусочек ДНК представляет собой, так сказать, материальное воплощение мема. Каждый такой кусочек имеет особую структуру, отличную от структуры соперников – других кусочков ДНК. Если мемы головного мозга аналогичны генам, то они должны представлять собой самореплицирующиеся мозговые структуры – реальные схемы, состоящие из проводов, переключателей и тому подобного, которые воссоздаются в одном мозге за другим. Мне всегда было несколько неловко произносить все это вслух, потому что о мозге мы знаем гораздо меньше, чем о генах, и поэтому наши высказывания о возможном строении мозга неизбежно бывают туманными. Так что я почувствовал облегчение, получив недавно очень интересную статью от Хуана Д. Делиуса из Университета Констанца (Германия). В отличие от меня, Делиус не должен оправдываться, поскольку он – известный специалист по мозгу, а я таковым отнюдь не являюсь. Поэтому я в восторге от того, что у него хватило смелости доказать справедливость рассматриваемой здесь идеи, опубликовав подробное описание возможной нейронной структуры мема. Среди других интересных вещей, которые он исследует гораздо более тщательно, чем это делал я, – аналогия между мемами и паразитами, точнее между мемами и целым спектром организмов, на одном конце которого находятся вредоносные паразиты, а на другом – неопасные “симбионты”. Меня особенно привлекает этот подход ввиду моего интереса к “расширенно-фенотипическим” воздействиям генов паразита на поведение хозяина (см. главу 13 настоящей книги и в особенности главу 12 “Расширенного фенотипа”). Кстати, Делиус подчеркивал ясное разделение между мемами и их фенотипическими эффектами. И он повторяет вновь и вновь важность коадаптированных мемокомплексов, в которые мемы отбираются по их взаимной совместимости.