Крис Стрингер - Остались одни. Единственный вид людей на земле

Раскопки у пещеры Фогельхерд, Германия, слои с ориньякской культурой

В трех местонахождениях в Германии обнаружили самые древние из известных музыкальных инструментов: четыре флейты, сделанные из костей крыльев лебедей и хищных птиц; в костях просверлены дырочки. Четыре другие флейты смастерили из умело подобранных кусочков бивня мамонта. Наиболее полно сохранившаяся флейта изначально имела длину 34 см и была изготовлена из лучевой кости огромного белоголового сипа, а пять отверстий для пальцев вырезали каменным инструментом. Переднюю часть мастер снабдил двумя глубокими прорезами, в которые музыкант и дул. Эту флейту нашли всего в 70 см от великолепной женской фигурки, упомянутой выше, хотя по пещерным слоям никак нельзя определить, насколько близки во времени эти две вещи – их могли изготовить и использовать одновременно, а может быть, их разделяют века. Если мы говорим о ремесленном мастерстве, то еще примечательнее фрагменты другой флейты из бивня мамонта: прямые сегменты вытачивали из изогнутых бивней, и каждый из сегментов нужно было сделать длинным и прямым, потом просверлить в нем желобок, а затем точно пригнать сегменты друг к другу и герметично запечатать, чтобы воздух не проходил в щелочки. Флейту из птичьей кости с тремя дырочками для пальцев удалось реконструировать, и тогда выяснили, что она издавала четыре ноты и три полутона, так что звучала вполне сравнимо с современными инструментами, хотя и отличалась по строю.

Эти искусно сделанные древнейшие известные музыкальные инструменты вместе с женской статуэткой относятся к началу ориньякского времени, когда в этих пещерах люди только-только поселились. А это означает, что традиции подобного искусства зародились еще раньше, в Европе, а возможно, и на какой-то более древней родине. Не приходится сомневаться, что резные изделия и рисунки, подобные Шове, сделаны рукой современного человека, хотя в это время в отдельных районах Европы еще жили и неандертальцы. Насколько современным было поведение ориньякцев – это большой вопрос для ученых, причем некоторые даже оспаривают древность искусства Шове и костяных фигурок. Другие же полагают, что их авторами были неандертальцы или какое-то смешанное население, а в качестве аргумента приводят находку еще более древней дудочки из неандертальской пещеры: это местонахождение Дивье-Бабе в Словении. Этот предмет – дудочка, – возраст которого оценивают в 50 тысяч лет, представляет собой обломок бедренной кости пещерного медведя с двумя очевидными дырочками и следами еще двух дырочек в местах облома кости. Однако результаты трех независимых исследований показали, что кость с обоих концов обгрызли хищники, так что непонятно, зверь ли проделал дырочки клыками (пещерный медведь либо волк) или, что менее вероятно, их просверлил человек. Споры вокруг этого предмета продолжаются, но пока не появятся другие находки с неандертальских стоянок, не думаю, что у нас есть доказательство существования музыки у неандертальцев. С другой стороны, некоторые современные реконструкции их голосового аппарата указывают на то, что из них могли бы выйти вполне достойные певцы, хоть и с высоковатым голосом!

Музыкальная деятельность, по меньшей мере в форме пения или отбивания ритма ладонями, присуща всем нынешним человеческим сообществам, даже если музыкальные инструменты совсем простые, например барабаны из стволов деревьев, погремушки, связанные вместе палочки. В “Происхождении человека” Дарвин удивляется универсальности этого явления:

Так как ни наслаждение музыкой, ни способность производить музыкальные звуки не принадлежат к способностям, хоть сколько-нибудь полезным человеку в обыденной жизни, то их нужно отнести к наиболее загадочным из всех его способностей.

Некоторые исследователи считают музыку побочным продуктом развития речи и способности замечать звуковые узоры – даже в завывании ветра, журчании ручья, бормотании человека. Другие выступают против дарвиновского отрицания пользы музыки. Они утверждают, что музыка тесно связана с эволюцией языка и сложного современного общества, где ей отведена ключевая роль в цементировании социальных связей, обычаев и ритуалов. Музыка как форма коммуникации с ее возможностями передавать смысл, должна была сыграть значительную роль в революции “символа”. Да, музыка важна для человека, и нейросканирование это только подтверждает: музыка активирует зоны речи и памяти, при прослушивании музыки выделяются эндорфины, те самые гормоны, которые создают нам положительный настрой.

Многим ученым прошлого столетия казалось, что вся изумительная сложность поведения европейских кроманьонцев будто бы материализовалась из ниоткуда, ведь предшественников ее нигде не было. Еще в 1980-х и 1990-х многие, включая и меня, серьезно рассматривали гипотезу о внезапном появлении всего ансамбля современных черт, и физических, и поведенческих, причем было неясно, образовались они одновременно или сформировались с промежутком в 100 тысяч лет. Тем временем, опираясь на новый материал, набирала обороты африканская гипотеза происхождения современного человека, и тогда, в представлении археологов, предположительное место “человеческой революции” переехало в Африку. Время “революции” тоже пришлось пересмотреть в связи с новыми датировками: оно отодвинулось назад, в начало африканского позднего каменного века, на отметку 45 тысяч лет. На сегодняшний день немногие поддерживают эту концепцию, хотя тут следует упомянуть мнение археолога Ричарда Клейна. Он считает, что примерно 50 тысяч лет назад из-за определенных мутаций мозг ранних современных людей стал эффективнее: повысился интеллект, появилась речь. Эти изменения, в свою очередь, должны были открыть дорогу дальнейшим поведенческим трансформациям и новшествам. За счет эффекта обратной связи быстро пошел процесс становления тех свойств, которые в итоге сложились в комплекс “поведенческой современности”, или “современного поведения”. В результате современный человек смог успешно расселяться за пределы Африки – экспортируя и новое поведение, – а затем и заместить местное архаичное население, в частности неандертальцев. Таким образом, морфологическая эволюция отъединялась от поведенческой, потому что “современная морфология” сформировалась прежде “современного поведения”.

Тем, кто считает, что перестройка скелета происходила вследствие поведенческих сдвигов, такая позиция кажется контринтуитивной. По их мнению, с использованием сложных орудий можно отказаться от массивного тела, какое было у наших предков, и начать формировать новое. И если это так, то перестройка поведенческих паттернов должна предвосхитить перестройку физических, а не наоборот – именно поведение виделось движущей силой человеческой эволюции. Тем не менее размышления Клейна основываются на том, что ископаемые остатки человека с “современной” морфологией 100-тысячелетней давности (например, Клезис в Африке, Схул или Кафзех в Израиле) соотносятся с артефактами среднего палеолита, во многом похожими на неандертальские. По Клейну, в тех древнейших образцах никак не просматривается большинство признаков современного поведения (как мы увидим ниже, клейновскую аргументацию сейчас критикуют все более и более серьезно). Клейн считает, что после 50 тысяч лет назад строение человека, в сущности, перестало меняться, а вот культурные изменения с того момента стали набирать темпы, причем экспоненциально.