Анатолий Шаталкин - «Философия зоологии» Жана Батиста Ламарка: взгляд из XXI века

Ламарк продолжает писать тематические статьи для второго издания Нового словаря естественной истории Детервилля (Deterville). В 1820 г. он издает Аналитическую систему положительных знаний человека, полученных прямо или косвенно из наблюдений. В этом произведении ученый подводит итоги своей научной деятельности, суммируя свои взгляды по общим проблемам биологии.

В последние годы Ламарк жил затворником и практически не покидал дома. В каких-то финансовых аферах, в которые его вовлекли, были растрачены накопления, и Ламарк доживал свои последние дни в нужде. Из-за финансовых тягот Ламарку в 1824 г. пришлось продать немецкому ботанику Реперу (Johannes August Christian Roeper, 1801— 1885) свой гербарий, который оказался в университете города Росток (Rostock). Исключительный по своей научной ценности гербарий состоял из 19 тысяч листов и включал около 9000 видов. Впоследствии после смерти Репера гербарий Ламарка был выкуплен Парижским музеем у Гебеля (Karl Immanuel Eberhard von Goebel, 1855-1932), нуждавшегося в деньгах для приобретения лабораторного оборудования, и возвращен во Францию. За Ламарком ухаживали его дочери Розалия и Корнелия. Тяжесть последних лет жизни не сломила Ламарка. Возможно, что он держался с достоинством лишь на людях. Умер Ламарк в 85 лет 18 декабря 1829 г. Он был похоронен на кладбище Монпарнасе, но могила его, к сожалению, не сохранилась. Библиотека, рукописи Ламарка и оставшиеся коллекции, в основном, беспозвоночных животных, были распроданы.

В честь Ламарка был назван ряд родов растений: Monetia и подсем. Monetioideae (сем. Salvadoraceae), Markea (Solanaceae), Lamarchea (Myrtaceae), Lamarckia (Poaceae). Oenothera lamarckiana (Onagraceae) была исходным материалом, на изучении которого Де Фриз сформулировал свою мутационную теорию.

Еще при жизни Ламарка французское общество забыло о нем. Ландрю (Landrieu, 1909) назвал это заговором молчания, который продолжался и после смерти Ламарка. На то были политические причины, связанные с набиравшими силу консервативными настроениями наполеоновской эпохи и последовавшей за этим реакцией в период реставрации. Но дело упиралось не только в политику. При всех достижениях Ламарка в его творчестве было много такого, в том числе и ошибочного, что не могло быть принято его современниками. Здесь и упорное нежелание Ламарка порвать со своей теорий вещества, непонятой его современниками, и его теоретический догматизм – чрезмерная уверенность в силе своих теоретических построений, что наиболее заметно проявилось в его метеорологических работах и в гидрогеологии. Оборотной стороной этого было пренебрежение эмпирическими материалами, какими, например, в области геологии были данные о вулканическом происхождении многих минералов.

Но конечно, многие не могли принять и простить Ламарку его материалистические взгляды. Даже те, кто симпатизировал Ламарку, настраивались на критический тон, когда заходила речь о его эволюционных воззрениях. В теории Ламарка, объясняющей каким путем шло становление органического мира, включая и самого человека, не нашлось места для Бога. Общество было достаточно религиозным и не было готово принять теорию Ламарка без возражений. Те, кто не считал возможным критиковать Ламарка по существу, выдвигали морально-этические соображения. Так, Латрейль, ученик Ламарка и его преемник на профессорской должности в Музее говорил: «Если даже мы ошибаемся, мы не покушаемся на наши иллюзии, не стараемся их уничтожить, поскольку они скорее полезны для общества, чем вредны, они делают нас счастливыми и в них мы находим утешение в нашем полном трудностей движении по жизни» (цит. по: Burkhardt, 1970, р. 188).

Существенно, что появившаяся через 50 лет после «Философии зоологии» теория эволюции Ч. Дарвина не воспринималась как тотальная материалистическая доктрина, отрицающая идею Творца. Что утверждал Дарвин? По нему, организмы подвергаются случайным наследственным изменениям, среди которых могут оказаться удачные, дающие получившим их организмам большие шансы выжить. Что организмы изменяются, об этом было известно задолго до Дарвина. Поэтому, то, о чем говорил Дарвин, в общем, не могло вызвать серьезных возражений среди мыслящих людей. Для этого просто не было научных оснований. В то же время для верующих ученых теория естественного отбора не закрывала других возможностей, если им казалось, что на основе случайности нельзя объяснить происхождение сложных морфологических структур и сложных форм поведения. Применительно к учению Дарвина ставился вопрос не о том, прав он или не прав, а о недостаточности его теории отбора для объяснения всего круга вопросов, касающихся существующего органического разнообразия. Это принципиально отличает ситуацию, сложившуюся вокруг дарвиновского учения, от той, что создалась вокруг имени Ламарка. Ламарк, по мнению большинства его современников, был не прав.

Значение имела внутренняя скромность Ламарка, его беззаветное служение науке и связанные с этим принципиальность и бескомпромиссность в отстаивании научных положений и своих взглядов. Отсюда и отрешенность от светской жизни, которой он по причине научной занятости в целом сторонился. В своем некрологе известный натуралист и один из вождей революционного движения 1830 г. и последующих лет Франсуа Распайль (Frangois-Vincent Raspail, 1794-1878) сравнил судьбу Ламарка, забытого обществом, с жизненным успехом, также умершего в тот же год, что и Ламарк Николая Вокэлэна (Nicolas-Louis Vanquelin, 1763-1829) – известного химика, ученика Фуркруа. Вокэлэн, «окруженный льстецами и учениками, умер в богатстве. Его богатство удовлетворило бы алчность двадцати наследников… Ламарк, слепой и парализованный, до последнего вздоха чувствовал лишь скупые слезы, правда искренние и бескорыстные». Такое различие в судьбе было связано с тем, что «неспособный к интригам и к карьерным амбициям, Ламарк выражал свои основные взгляды смело (открыто), не приспосабливая их к вкусам стоящих у власти, с которыми он сталкивался в череде бегущих лет. Он боролся против противников, которые, будучи более сильными, чем он, казалось бы, затмили его известностью, пришедшей к ним благодаря журналистике и министерской благосклонности» (цит. по: Burkhardt, 1970, р. 277-278). Обойденный вниманием Высшего света, Ламарк получил сочувствие от революционера, надо думать, не за научные труды. В целом характеристика Вокэлэна, данная Распайлем, является предвзятой. Вокэлэн получил звание академика за выдающиеся научные успехи, в том числе за открытие хрома и бериллия. Но доля истины в словах Распайля есть. Ламарк не умел ладить с окружающими его людьми, все его мысли были поглощены научными проблемами и за ними он, видимо, не видел собеседников, если те не говорили о том же. Косвенно об этом можно судить по воспоминаниям О.-П. де Кандоля. После того как тот познакомился с Ламарком, последний хотел в нем видеть лишь собеседника по физико-химическим проблемам, над которыми на тот момент (90-е годы XVIII века) Ламарк активно работа. Кандоля же интересовало другое – помощь известного ученого в обучении ботаническим знаниям.