Альфред Брэм - Жизнь животных Том I Млекопитающие

К третьей группе куниц, обнимающей до 20 видов, относятся выдры(Lutridae) — водные животные, с вытянутым, плоским туловищем, на низких ногах, со сплюснутой, тупой мордой, головой, на которой выдаются маленькие глаза и круглые уши, длинным, сплюснутым хвостом, короткими, жесткими, гладкими, блестящими волосами. Пятипалые ноги снабжены сильно развитыми плавательными перепонками; под хвостом находятся отделительные железы; зубная система и скелет похожи на куньи. Выдры распространены, за исключением Австралии и Крайнего Севера, почти во всех частях света. Они большую часть времени проводят в воде, но и по суше бегают быстро; по душевным качествам они мужественны, разумны и способны к приручению; за вред, причиняемый ему, человек всячески преследует их, имея, впрочем, в виду больше — ценный мех.

В Европе живет только один вид выдр, имеющий в длину до 1,2 м, из коих 40–42 см относятся на хвост. Это — речная выдра, или порешня(Lutra vulgaris) с округленной мордой, маленькими живыми глазами, короткими, закрывающимися кожистыми складками ушами, спрятанными в густом мехе; мех выдры темно — или светло-бурой окраски. Резким отличительным признаком является верхний передний зуб, значительно сильнее четырех средних, а также голая, сетчатая, плоскобородавчатая кожа на кончике носа над обросшими волосами краями губ.

Речная выдра живет по всей Европе и, кроме того, в большей части Северной и Средней Азии, доходя на восток до устья Амура, на север — до Полярного круга, а на юго-восток — до северо-западной части Гималаев; предпочитает реки, берега которых на большом протяжении покрыты лесом. Норы ее находятся под землей, но имеют выход в воду (на глубине 34 арш.) и только узкую отдушину для вентиляции на поверхности земли. Просторное гнездо всегда сухо и устлано травой.

По образу жизни выдра, бесспорно, одно из самых интересных животных; уже на суше она способна к замечательно легким движениям, быстро бегает, словно скользит, подымается на задние лапы, лазает даже на деревья (наклонно растущие), в воде же чувствует себя, как в родной стихии, подобно рыбе. Плавает она так мастерски, что может догнать даже быструю форель, как это можно наблюдать в светлых альпийских озерах. Во время плавания она может прекрасно держаться и на боку, и на спине.

На свободе голос речной выдры слышится гораздо реже, чем в неволе, когда она легко поддается раздражению. В спокойном состоянии она издает тихое хихиканье; когда раздражена или голодна, испускает крик, вроде «гиркк», повторенного несколько раз подряд. В гневе она визжит, а в порыве любви — свистит звучно и приятно.

Органы чувств развиты у нее отлично, а непрерывные преследования со стороны человека еще более изощрили ее чувства, так что теперь это — одно из самых осторожных, хитрых животных, которых нелегко поймать.

Самцы, особенно старые, живут поодиночке, но самки часто соединяются целыми обществами и в таком виде отправляются на охоту, переходя в поисках рыбы даже горные хребты.

По натуре своей выдра очень кровожадна и всегда готова наброситься на новую добычу, не съев еще старой. Поэтому от нее иногда сильно страдают рыбные пруды, а также водяная домашняя птица, к которой разбойник подкрадывается в воде и хватает зубами за грудь.

При нужде она ест раков и лягушек, а в неволе, по моим наблюдениям, морковь, груши, сливы или вишни.

Детеныши, в числе 2–4, выводятся слепыми в мае (в Германии) и пользуются со стороны матери нежной любовью; через 8 недель красивенькие зверьки уже отправляются с матерью на рыбную ловлю, затем еще с полгода они остаются под бдительным материнским оком и, наконец, начинают вести самостоятельную жизнь.

Взятые из гнезда молодые выдры могут быть отлично приручены и тогда служат примером миловидных, добродушных животных; своего хозяина они отлично узнают и следуют по его пятам, как верная собака. Очень часто ручную выдру дрессируют для рыбной ловли. Прекрасный рассказ о такой выдре принадлежит одному польскому дворянину, маршалу Златоусту Пассеку.

«В 1686 г., — рассказывает он, — когда я жил в Оцовке, король прислал ко мне с письмом г. Стращевского; одновременно с этим я получил письмо от придворного шталмейстера, советовавшего мне поднести королю в подарок мою речную выдру. Я должен был подчиниться этому совету и отдать своего любимца. Распив бутылку вина, мы отправились с г. Стращевским в поле, так как моя речная выдра была в то время не дома, а около прудов. Я позвал ее по имени: «Вурм!» Она тотчас же вышла из тростника, где скрывалась, стала ласково тереться о мои ноги, затем направилась со мной в комнаты. Стращевский, с изумлением смотревший на нее, заметил мне: «Как приятно будет королю иметь такого ручного зверька!» На это я ответил ему: «Ты так пришел в восторг, а что скажешь, узнав другие достоинства моей выдры?!» В это время мы подходили к пруду; остановившись на плоту, я крикнул своему любимцу: «Вурм, мне нужно рыбы для гостя, — полезай-ка в воду!» Тотчас же выдра бросилась в пруд и вытащила оттуда плотицу. Когда я послал ее во второй раз, она принесла небольшую щуку, раненную ею в шею. Стращевский изумленно следил за животным, твердя: «Господи, что же это я вижу?!» Я спросил его: «Хочешь, Вурм принесет еще? Он может ловить до тех пор, пока я сам не скажу ему, что достаточно». Стращевский был в полном восторге и надеялся поразить короля описанием всех этих качеств выдры. Перед его отъездом я показал ему все искусство и все необыкновенные свойства моего зверька.

Вурм спал со мной на одной постели и был так чистоплотен, что никогда не пачкал не только постели, а даже вообще комнат. Он служил мне также отличным сторожем, и ночью никто не смел подойти к моей кровати; даже лакей, снимавший сапоги, вызывал неудовольствие выдры и, сделавши свое дело, не смел больше показываться в комнату, иначе животное поднимало такой неистовый крик, что я просыпался от самого крепкого сна. Когда я был выпивши, выдра топталась у меня на груди и не оставляла до тех пор, пока я не просыпался. Днем она забивалась куда-нибудь в угол и спала так крепко, что ее можно было, не разбудивши, унести на руках. Отлично ловя рыбу, сама она, однако, не ела ни рыбы, ни сырого мяса. Если кто-нибудь нарочно теребил меня за сюртук, а я кричал: «Он трогает меня!», выдра тотчас же выскакивала с пронзительным криком и рвала того за платье и за ноги, как собака. Она жила в большой дружбе с нашей лохматой собакой, которую звали Капрал. От нее выдра научилась разным штукам, так как не расставалась с ней ни дома, ни в дороге. С другими же собаками она совсем не уживалась.

Мой зверек был также очень полезен и в дороге. Стоило только, проезжая мимо реки или пруда, остановиться и крикнуть: «Вурм, полезай в воду!» — как выдра в несколько минут налавливала целые груды рыб и доставляла продовольствие не только для моего личного стола, но и для всей прислуги. Особенно ценно было в ней это искусство во время поста. Единственная неприятность, которую доставляла мне выдра в дороге, заключалась в том, что она была виновницей целого сборища людей, стекавшихся отовсюду смотреть на нее, как на какое-то чудо, вывезенное из Индии…»