Михаил Козлов - Не просто букашки

В изменяющихся условиях среды выручают тоже рефлексы, но уже не врожденные, а приобретенные в течение индивидуальной жизни животных и человека. Они образуются на основе жизненного опыта, или, как говорят биологи, научения. Обязательное условие для научения — это способность к хранению полученной информации в головном мозгу. Это не что иное, как настоящая память. Так, пчелы, осы, муравьи, обладая хорошей памятью, быстро обнаруживают свои гнезда, узнавая и запоминая ориентиры на местности. Без памяти не может выполняться ни один приобретенный рефлекс, не могут использоваться результаты ранее приобретенных навыков у любых животных и человека. По способности к учению пчелы и муравьи приближаются к собакам и обезьянам.

В жизни насекомых значительную роль играют врожденные способности, а приобретенные выражены слабее, чем у птиц и млекопитающих. Это и понятно. Ведь продолжительность жизни насекомых гораздо короче, чем у позвоночных. В отличие от последних, жизнь большинства насекомых коротка — от нескольких месяцев до немногих лет, в среднем около года, чаще меньше. Поэтому им набираться опыта, подражать, обучаться просто некогда и не у кого. Им бы успеть пройти свой, заранее предначертанный путь жизни на основе инстинктов. Если бы даже насекомые выработали приобретенные рефлексы, то не могли бы ими воспользоваться из-за бурного индивидуального развития с многоходовыми изменениями и усложнениями организма, с появлением все новых и новых приобретений взамен исчезнувших. Навыки личинок, даже приобретенные, ни на йоту не сказываются на жизни взрослых, и наоборот: у насекомых между потомством и родителями не устанавливаются контакты, основанные на передаче опыта от старших к младшим. Взрослые насекомые живут совсем другой жизнью, чем их личинки, и младшим от старших нечего перенять.

Между тем, насекомые представляют собой одну из вершин животного царства. Они стоят примерно на одном уровне исторического развития с высшими позвоночными — птицами и млекопитающими, несмотря на существенные различия между ними по строению тела и размерам. Более того, насекомые в некоторых отношениях достигли большего расцвета, чем позвоночные. Об этом говорят их колоссальное видовое разнообразие, необычайная быстрота размножения и широкое географическое распространение.

— А кто больше «умеет» — насекомые или позвоночные? Приведем диалог-полемику на эту тему известного советского энтомолога Дмитрия Викторовича Панфилова и не менее известного французского профессора Реми Шовена.

Д. В. Панфилов.

— Конечно, если бы одно из направлений исторического развития позвоночных животных не привело к появлению разумного человека, то еще можно было бы спорить о том, чья нервная система и чье поведение удачнее — насекомых или позвоночных. Сейчас этот вопрос вряд ли может подлежать обсуждению, хотя разуму человека как индивидуальному, так и общественному, еще во многом следует совершенствоваться, чтобы поведение людей окончательно завоевало право на явное превосходство над поведением насекомых. Что же касается насекомых, то даже те из них, которые имеют особенно сложное поведение, а именно термиты, муравьи, пчелы и складчатокрылые осы, никогда в своей дальнейшей эволюции не придут к разумной жизни. Только непомерное увлечение людей сравнением с собой может создать ложное представление о мыслительных способностях и даже разумности насекомых. А некоторое чисто внешнее сходство в поведении насекомых и позвоночных, значительное подобие в этом тех и других было достигнуто ими в эволюции совершенно независимо, на разной основе и разными историческими путями. Тем не менее «умения» — сложные инстинкты насекомых — оказываются весьма высокой ступенью поведения животных, обеспечивающей выдающуюся, если не сказать, исключительную роль в природе этих организмов.

Р. Шовен.

— Все же сам я энтомолог, и позвоночные возбуждают во мне чувство, близкое к разочарованию. Слишком уж простыми кажутся мне они, слишком уж грубы их нравы. Ну чего, в самом деле, стоят эти приматы, которые ни домов не строят, ни скота не разводят, ни грибов не выращивают, даже не собирают и не запасают меда? Между тем, пчелы и муравьи умеют все это делать уже в течение миллионов лет. Разочарование возникает оттого, что позвоночные, не исключая и приматов, как бы отбрасывают нас в глубь времен, к периоду, который предшествовал каменному веку. А изучая общественных насекомых, вы знакомитесь с цивилизацией, сложившейся намного раньше, чем цивилизация, созданная людьми. Только не забывайте: я говорю о цивилизации насекомых, ничего общего не имеющей с цивилизацией человека… Но если употреблять это понятие для обозначения сложнейших социальных взаимоотношений, коллективного выполнения работ и выращивания потомства, четко организованного разделения труда, то мы, несомненно, вправе применить его в данном случае. Конечно, человек достигает того же уровня и далеко превосходит его с помощью совершенно иных средств. Различие методов и представляет собой наиболее интересную из проблем, возникающих при изучении общественной жизни насекомых. Особь «поглощается» обществом у насекомых с величайшей последовательностью. Очевидно, поэтому Эшерих и некоторые другие биологи, зачарованные внутренней логикой, которая так ярко проявляется в обществах термитов и муравьев, отважились предложить их людям в качестве образца.

Поистине это какой-то совсем иной мир, столь странный и необычный, будто он упал на Землю с другой планеты.

Вернемся к теме и рассмотрим естественную историю тараканов. Если бы мы могли погрузиться в глубь веков, в эпохи, отдаленные от наших дней примерно на 250–300 миллионов лет, а то и глубже, то были бы свидетелями совершенно иной, чем сейчас, жизни. Мы бы заметили, что вот начала таять розовая дымка зари, словно чьи-то неосуществленные мечты. Нам казалось бы, что мир соткан из добра и света, что везде процветает покой, призрак тревоги не витает еще над Землей. Пробуждающееся солнце, кто знает, то ли от избытка энергии, то ли подчиняясь неведомым космическим законам, не предсказывая катастроф, затеяло игру с голубыми водоемами и вызывающе яркой зеленью лесных просторов. Его золотые лучи разыскали кордаиты — гигантские деревья высотой 10 метров — и обласкали их гладкие стволы и кроны с длинными лентовидными листьями, пробежали по владениям диковинных древовидных плауновых и хвощовых высотою 20–30 метров. Но до древовидных папоротников с гигантскими веерообразными листьями солнечные стрелы уже не дошли, не пробились. Они затерялись в верхнем ярусе леса. Там, внизу, во мраке девственного леса, предельно насыщенного влагою, расстилались ковры низких папоротников и всевозможных мхов, а по стволам деревьев поднимались лианоподобные папоротники.