Шарман Рассел - Роман с бабочками

Я выдвигаю все новые и новые ящики. Комната наполняется бабочками: белянки протодице и голубянки, парусники главки, нимфалиды-стеклокрылки, эрициниды, носатки, птицекрылы. Семела раскланивается с семелой. Две желтушки начинают спариваться.

Слышатся голоса тропиков — крики обезьян и попугаев. Пахнет жасмином.

А я? Сижу себе за столом — тише воды, ниже травы.

Появляется Дэвид Картер. Мы говорим об опасности, которую таят старинные медные булавки: иногда при особом сочетании температуры и атмосферного давления происходит химическая реакция между медью и жирами, и тельце бабочки внезапно взрывается. Дэвид рассказывает, как скрипят шкафы, какие звуки они издают по вечерам, когда он работает здесь в одиночестве. Иногда дерево трескается с громкостью пистолетного выстрела! Обсуждаем исследования — например, недавний запрос от ученых, которые хотят проанализировать ДНК бабочек, добытых в далеком прошлом. Они интересовались, не найдется ли у музея «бесхозной ножки».

Мы переходим с этажа на этаж хранилища, и я признаюсь:

— Мы уже столько прошли, а я никак не научусь тут ориентироваться.

— Ага, — кивает Дэвид, — я лично научился только через несколько лет.

И вот он открывает своими ключами серый стальной сейф. Здесь хранится часть собрания Джеймса Петивера, которое передал музею сэр Ханс Слоун, купивший эту коллекцию в начале XVIII века. Слоуна так ужаснули характерные для Петивера «повадки птицы-шалашника» — коллекция представляла собой множество стеллажей, на которых громоздились беспорядочные груды самых разнородных вещей, — что он тут же нанял специального человека для консервации экземпляров. И вот теперь я рассматриваю трехсотлетних желтушек, спрессованных между тонкими листами прозрачной слюды. Желтушки все еще горят тем ослепительным огнем, которому они обязаны своим английским названием — sulfurs, «серные бабочки».

Где-то здесь — перламутровка, которую прислала своему другу и наставнику Элинор Глэнвилль. Прислала после того, как второй муж на время оставил ее в покое, до того, как он похитил ее сына и начал угрожать другим детям — во времена, когда Элинор еще не путала своих детей с эльфами. Перламутровка глэнвилль никогда не встречалась в Англии часто. Она и сегодня здесь редкость — ее никогда не видели за пределами одного небольшого ареала на южном побережье.

Но все это далеко не «самое-самое». Еще до Петивера был некий коллекционер, который засушивал бабочек, как цветы, — в книгах. Рассказывая об этом, Дэвид Картер уже практически пылает энтузиазмом. Возможно, это древнейшая коллекция насекомых в мире.

Наверняка Дэвид далеко не в первый раз все это проделывает. Сначала демонстрирует гостю фотографии бабочек, скрытых в книге: расплющенная нимфалис v-белое, дневной павлиний глаз. Затем показывает саму книгу — конечно же, не раскрывая. Каждый раз, когда страницы тома перелистывают, хрупким останкам между страницами наносится новый урон. Разумеется, нам не разрешат заглянуть в книгу. Остается только рассматривать обложку.

Наверняка Дэвид показывал все это и раньше, но его увлеченность кажется столь же свежей и неувядающей, как эти бабочки — ведь в ящиках их жизнь продолжается. Дэвид, Дик, Фил — все они помешаны на том, чтобы сохранить это собрание свежим и неувядающим еще на триста лет. Потрясающая преемственность. Дело этих людей отнюдь не сводится к придумыванию научных названий, систематизации и пополнению коллекций. Они трудятся для будущего. Пишут историю и рассказывают истории нашим отдаленным потомкам.

Человек бежит голышом по джунглям. Самозабвенно подпрыгивает, замахиваясь сачком.

Незаметный среди цветов циррофан вдруг вспархивает в небо. Он точно слеплен из сливочного масла. Солнце просвечивает сквозь его желтые, расчерченные оранжевыми штрихами крылья. Но это не дневная бабочка.

Эпименис — черный мотылек с крупной красной заплатой на заднем крыле и большим белым пятном на переднем.

Днем он кормится на диком винограде в пегих от солнца лесах востока Северной Америки. Его обычно принимают за дневную бабочку. Но это не так.

Передние крылья ночницы по имени медведица госпожа — зеленые в желтую крапинку. Задние крылья алы, как плащ матадора.

У одной индийской ночницы на крыльях настоящий ковер — зелено-черно-оранжево-белый, да еще и с металлическим голубым отливом.

Один мотылек, ведущий дневной образ жизни, внешне похож на парусника.

Другой переливается, как радуга.

В чем разница между дневными и ночными бабочками, между бабочками и мотыльками? Энтомологи уже устали отвечать на этот вопрос. Услышав его, энтомолог, в зависимости от его характера, либо сокрушенно вздыхает, либо сердито кривится.

В принципе, оба надсемейства дневных (или, по другой классификации, равноусых) бабочек — Papilionoidea (настоящие дневные бабочки) и Hesperioidea (толстоголовки) — обладают характерными признаками, отличающими их от большинства высших разноусых.

Но иногда разница так незначительна, что ученые вполне осознают, насколько «ненаучным» кажется это разделение.

Энтомологи постановили, что дневными или равноусыми бабочками следует считать примерно 11 процентов видов чешуекрылых (всего этих видов 165 тысяч). Прочие по-английски именуются moths — «моли» или «мотыльки». Подавляющее большинство из них — микрочешуекрылые, существа преимущественно мелкие и примитивные (в том смысле, что в ходе эволюции они появились раньше дневных бабочек). От пятидесяти до ста миллионов лет тому назад из этого подавляющего большинства выделилась группа макрочешуекрылых — это дневные бабочки и несколько семейств ночных.

Друг друга, а также пищу для себя и кормовые растения для будущего потомства дневные бабочки находят при помощи зрения. Для коммуникации с друзьями и врагами им служат визуальные сигналы: цветовая окраска, узоры…

Как полагают некоторые ученые, на солнце бабочек выгнали их недруги — летучие мыши; иначе говоря, летучие мыши практически создали дневных бабочек.

Неясно, насколько достоверно это предположение, но вот на эволюцию ночных бабочек летучие мыши повлияли наверняка. Летучие мыши издают ультразвуковой писк. Это их «радарный сигнал», позволяющий точно засекать летящих в ночи насекомых. В ответ ночные бабочки приняли свои контрмеры — их тела обычно покрыты волосками, рассеивающими сигнал локатора. У некоторых также развились чувствительные к ультразвуку «уши», расположенные на крыльях, груди и брюшке. Заслышав приближение летучей мыши, ночная бабочка камнем падает на землю. Некоторые ночницы сами издают ультразвуковое попискивание и пощелкивание — вероятно, чтобы запутать радар. Впрочем, вполне возможно, что эти звуки предупреждают летучую мышь: «Осторожно, яд». Так сказать, звуковой аналог раскраски несъедобного монарха.