Дональд Джохансон - Люси. Истоки рода человеческого

Когда узнаешь о людях, подобных Элу Райану и Бобу Уолтеру, начинаешь понимать: палеоантропология делает только первые шаги. Я не могу себе даже представить, что будут делать в науке нынешние школьники, когда они вырастут. Методы и достижения будущей науки кажутся нам столь же непредсказуемыми, как для Дарвина то, что сегодня привычно для нас. Места хватит всем: и любителям лабораторных исследований, таким как Райан и Уолтер, и энтузиастам полевой работы, как я. В особенности экспедиционным работникам. Те две «черные дыры», о которых я говорил раньше, требуют к себе внимания. Я уверен, что исследования в Афаре могут пролить на них свет.

Черные дыры получили свое название от гипотетических небесных тел, недоступных для обычных методов астрономических наблюдений. Астрономы предполагают, что черная дыра представляет собой массу вещества, до такой степени сжатого, что ее сверхмощная гравитация не позволяет лучам света выйти наружу. Это как бы Земля, упакованная в чемодан. Эти выводы носят теоретический характер, поскольку черные дыры нельзя непосредственно наблюдать. Отсюда и метафора для палеоантропологии: завеса незнания так прочно закрывает определенные участки прошлого, что они абсолютно темны для нас.

Одна «черная дыра», о которой практически нет ископаемых свидетельств, — это период между тремя и двумя миллионами лет. В Восточной Африке найдено несколько окаменелостей массивных австралопитеков возрастом чуть больше двух миллионов лет и несколько крайне спорных фрагментов из Омо и других мест, относящихся, по-видимому, к грацильному типу. В Южной Африке также найдены грацильные формы, которым приписывают древность около 2,5 млн. лет, но эта цифра требует уточнения. В остальном эта дыра действительно черная. В ней начисто отсутствуют следы существования Homo, если не считать каменных орудий, обнаруженных Элен Рош и Харрисом. Исходя из предположения, что нарождающийся Homo изготовлял каменные орудия, а австралопитеки — нет, любые костные остатки гоминид, сопутствующие древнейшим найденным орудиям, следует считать костями древнейшего известного Homo.

Будет ли это существо, стоящее на грани между животным и человеком, больше похоже на Н. habilis или А. afarensis? Это вопрос, на который я очень хотел бы ответить.

И другой вопрос: что находится по ту сторону Люси, за пределами 3,5 млн. лет?

Тот, кто хотел бы это знать, попадает в другую «черную дыру». Если первая дыра глубокая и темная, то вторая в три или четыре раза глубже и абсолютно беспросветна. Она простирается за пределы отложений Хадара и Летоли примерно на шесть миллионов лет, устремляясь прямо в миоцен. Исследователь, идущий вспять по тропе развития гоминид, впервые встречается здесь с существами, которые уже не гоминиды. Где-то в этой второй дыре находятся формы, слишком примитивные для классификации в связи с вопросом о наших предках. Это окаменелости, которые начинают встречаться на дальнем конце «черной дыры» около 9-10 миллионов лет назад. Они принадлежат человекообразным обезьянам.

В промежутке, в самой «дыре», почти ничего нет. От всего огромного периода в шесть миллионов лет в Восточной Африке и Эфиопии сохранились только три фрагмента, предположительно относящиеся к гоминидам: плечевая кость из Канапои (немного больше 4 млн. лет), обломок челюсти с единственным моляром из Лотагама (5,5 млн. лет) и еще один моляр из Лукейно (6 млн. лет). Эти три окаменелости так фрагментарны, так ветхи, так затеряны в пустыне времени, что не могут ничего сказать о себе, кроме того, что подсказывает логика: в этот период в Восточной Африке развивался какой-то переходный вид от человекообразной обезьяны к гоминиду. Когда и каким образом это происходило, так же неясно, как неясны и сами эти окаменелости.

На уровне 9-10 миллионов лет на дальнем конце «черной дыры» снова появляются ископаемые свидетельства: ученым удалось найти в нескольких местах продуктивные слои такого возраста. Там они обнаружили человекообразных обезьян, несколько их типов. Будучи примитивными, они не соответствуют ныне живущим формам, но обладают признаками, как бы предвосхищающими современных антропоидов, хотя связь эта не настолько ясна, чтобы можно было сказать, какая именно из древних обезьян была предком орангутана, гориллы или шимпанзе. Одна из них — рамапитек — имеет зубы, как будто уже намекающие на эволюцию в сторону гоминид. Здесь мы встречаем первые признаки того загадочного увеличения моляров с утолщением их эмали, которое в конце концов достигает почти гротескной формы у поздних массивных австралопитеков.

Очевидно, что рамапитек и пара других обезьян со сходными особенностями зубной системы делали что-то такое, чего не могли делать остальные миоценовые антропоиды. Каким было это особое поведение и как оно соотносилось с поведением их предшественников или одновременно живших с ними обезьян — вот круг вопросов, интересующих англичанина Дэвида Пилбима, эрудита с тихим голосом, который преподает антропологию в Йельском университете и пытается разобраться в путанице проблем, связанных с миоценовыми антропоидами.

Работу Пилбима затрудняют плохая сохранность ископаемых остатков, их относительная редкость и нечеткая датировка. Они поступают с трех континентов и разбросаны во времени в пределах около 10 миллионов лет. Почти целое столетие собирали их специалисты и любители. Снабженные противоречивыми названиями, эти окаменелости осели в хранилищах дюжины музеев и были практически забыты. Другой йельский антрополог, Элвин Саймонс (ныне он работает в Университете Дюка), потратил немало сил, чтобы извлечь их оттуда. Он установил, что по меньшей мере две находки, фигурировавшие под различными названиями, можно отнести к роду Ramapithecus. Таким образом, в его распоряжении оказались сносные образцы как верхней, так и нижней челюстей и соответствующих зубов. В реконструкции Саймонса рамапитек отличался не только пресловутыми крупными молярами с толстым слоем эмали, но также небольшими клыками и гоминидоподобной дугообразной формой нёба. Не известно, ходил ли он прямо и каков был его череп. Подобно многим другим миоценовым человекообразным обезьянам, рамапитек представлен только остатками челюстей и зубами.

Если, как утверждает Оуэн Лавджой, чтобы знать окаменелости, надо жить среди них, то лучший пример тому — Дэвид Пилбим. Двадцать с лишним лет он поглощен изучением небольшой коллекции давно исчезнувших предков человекообразных обезьян. Пытаясь понять их, он изменяет свои прежние взгляды по мере того, как растет это понимание. В 1978 году с трибуны того самого Нобелевского симпозиума, на котором я впервые публично заявил об афарском австралопитеке, Пилбим прочел длинный и интересный доклад об антропоидах миоцена. Просто удивительно, сколько ценной информации он умудрился извлечь из этих древних фрагментов. Он крайне осторожный человек и все время подстраховывает свои выводы оговорками, что они могут оказаться ошибочными. Но он все-таки нарисовал картину, которая выглядит примерно так, как мы сейчас опишем.